«Я по тебе тоже скучал».
Вместо ответа мелкий Чонхо переводит взгляд с него на взрослого себя, и его огромные глаза мгновенно становятся узенькими щелочками. Он задирает рукава кофты, в которых утопали его ладони, и грозит пальцем. Мингю не слышит, как ржет Тэён, но в голове все равно прокатывается его басистый смех.
– Я чувствую себя слишком странно, – как-то пришибленно говорит Чонхо, шаря глазами по своей детской копии, – слишком.
– Добро пожаловать в клуб, – ухмыляется ему Мингю.
– А чего он на меня пальцем машет? Я старше вообще-то.
– Никого не напоминает?
Он хочет написать в телефоне про второе зеркало, хоть что-нибудь, но свет перед ним меркнет, и последнее, что Мингю успевает заметить, – то, что мелкий Чонхо испуганно прижимает обе ладони к зеркалу с обратной стороны.
И все. Телефон выскальзывает из пальцев, освещая полутемную комнату светом экрана, на котором чернеет недописанное предложение.
– Погодите, погодите. – Мингю тоже касается обеими руками поверхности зеркала, но лишь оставляет разводы на собственном отражении. – Мы же ничего не успели, мы же… Надо было сказать им, что зеркал на самом деле два. Надо было спросить, узнали ли они что-нибудь, надо…
– Я думаю, – прерывает его Чонхо, – что ничего из этого уже не имеет смысла.
– О чем ты вообще? – Он оглядывается на него, все еще не отрывая рук от холодной поверхности, которая даже не думала нагреться от тепла его кожи. – Нам надо вернуть сюда Мина. По-другому никак.
На Мингю смотрят с грустной улыбкой, от которой становится настолько не по себе, что он медленно оседает обратно, чувствуя, как стремительно пустеет в сердце.
– Он не вернется. Не хочет. Я уже говорил тебе. – Чонхо поднимается с пола и разминает ноги, пару раз перекатившись с пятки на носок.
– Но… почему? – Мингю мотает головой. – Вся его жизнь здесь. Без преувеличения вся. Здесь ты, здесь семья, друзья, тут учеба в университете и многообещающее будущее, тут… – Он не продолжает дальше, упираясь остекленевшим взглядом в свое отражение. Ловит взгляд Чонхо через зеркало.
– Ты же решил остаться, – говорит тот. Вот так просто. Даже не предупредив, что сейчас почву из-под ног выбьет.
Он решил, да. Но Мингю абсолютно точно уверен, что его ситуацию нельзя сравнить с чужой. У Мингю ведь в родном мире ничего не осталось. Клочки прошлой жизни, из которых уже не собрать ничего путного, разорванные пополам мечты, три урны на городском кладбище, одна из которых пустая. Ничего совсем. Ничего, но он все равно вспоминает усталое лицо Тэёна (и пустую пачку сигарет на столе, принадлежавшую ему), маленькие ладони Чонхо на зеркале (и бесчисленные записки с холодильника), криво усмехающегося Санхёна с занесенной вверх рукой, чтобы бросить ключи от дома (и его сердитый возглас: «Собирай свой чертов чемодан, мы едем на Синчхон»).
Блядь, Мингю думает.
Если ему настолько больно отказываться от последних живых островков своего сердца, что поддерживали в нем жизнь много лет, то насколько тяжело Мину? И главное – почему?
– Получается, все это время я зря ходил в университет, да? – Мингю приподнимает правый уголок губ, ибо улыбаться сейчас совсем нет сил.
– Почему же? – Чонхо протягивает ему руку, предлагая подняться. – Можно уже считать, что теперь это твой университет.
– Без ножа режешь, мелочь.
– Подрасти сначала, а потом называй меня мелочью, хён.
И как бы Мингю понимает, что его подстебнуть этим «хёном» хотели, но вместо объяснимого раздражения он чувствует необъяснимую грусть. Потому что да, хён. Не Чонхо теперь, а он. И боже, так спросить хочется, так узнать хочется, почему. Почему Чонхо так спокоен, расслаблен, улыбается даже. Прекрасно понимая, что может больше никогда не обнять лучшего друга.
Мингю все-таки хватается за протянутую ему ладонь, встает на ноги и обнимает Чонхо сам. Крепко-крепко, не говоря ни слова. И чувствует, как его прижимают к себе в ответ.
Он справится. Они справятся.
Он так и не засыпает этой ночью. Чонхо отрубается прямо на кровати Мина, а Мингю до утра сидит перед зеркалом, иногда отходя на кухню, чтобы сделать себе кофе. Он не может смириться. Он понимает, честно (или по крайней мере очень старается), но смириться не выходит никак. Осознание того, что с Мином происходит то же самое, что и с ним, пришло моментально в тот же миг, когда Мингю увидел его лицо, но пика своего достигает лишь в предрассветных сумерках под размеренное дыхание Чонхо позади.
Они оба дураки такие: что Мингю, что Мин. Оба кровь глотают, но думают, что это в порядке вещей. Что так нормально. Что это – своеобразная плата за то, чтобы быть счастливым. И пусть совсем ненадолго. Но Мингю все равно дурак еще больший, потому что он просто не может допустить такого исхода для самого близкого Чонхо человека.
– Плата, значит, – тихо говорит он, подпирая висок кулаком, – плата, – повторяет и неожиданно задерживает дыхание.
«Береги время».
Плата – это время. Его собственное.
Мингю обхватывает раму руками и упирается лбом в зеркало. Выдыхает шумно и еще крепче сжимает пальцы, после чего сдавленно ойкает, ибо те неожиданно соскальзывают вниз. Он подается вперед, вставая на колени, и начинает шарить обеими руками с той стороны, где два его пальца абсолютно точно получили пару заноз. Мингю заглядывает вбок, но зеркало стоит почти вплотную к стене, и ему приходится приложить титанические усилия, чтобы немного его отодвинуть, не издавая при этом страшных звуков.
Он снова заглядывает за зеркало и видит в самом низу небольшую щель, которую никто из них не заметил: она была пару миллиметров в толщину, не больше, и тянулась сантиметров на пять. Отошел угол. И судя по черноте в щели, что будто смотрела на Мингю в ответ, между самим зеркалом и задним деревянным покрытием была пустота – слишком мало для того, чтобы спрятать там клад, но вполне достаточно, чтобы…
Он подрывается с места, чуть не опрокинув по пути кружку с остатками остывшего кофе, и несется на кухню. Шарит в ящике со столовыми приборами и выбирает самый короткий, но толстый нож. Бежит обратно, мельком проверяет, не разбудил ли Чонхо, и снова садится перед зеркалом. Мингю понимает, что, возможно, спятил или как минимум надумывает, но ничего ужасного не случится, если он просто проверит, верно? И неплохо бы в процессе не разбить случайно зеркало.
Он просовывает нож в щель и двигает им от себя, чтобы сделать ее шире и хотя бы иметь возможность посветить внутрь телефоном. Раздается