— Там кто-то идёт, — Старшина ткнул пальцев в дальний край пустыря.
— На полицию не похоже. Просто одна фигура.
— Попроси своих обратно в кузов. По ночам шастают воры, полиция и местные. Спросим у него дорогу.
Мы проехали прямо по пустырю и парнишка, который шёл, в первый момент струхнул, как-то весь сжался, но потом увидел наши явно неместные лица и приосанился.
— Бонджорно, — поздоровался он.
Это был молодой парень, кудрявый брюнет и в руках у него была гитара, которую он осторожно держал за гриф.
— Он от бабы идёт, видишь, босс, какая рожа довольная. А баба небось замужняя, чего бы она его среди ночи вытолкала.
— Да какая разница?
Я высунулся в окно.
— Бонджорно, сеньор! Вилла Мантичелло, пор фавор! Аэроплано⁈
Парень задумался и принялся, активно жестикулируя, показывать нам направление.
— Не-не-не, Старшина, открывай двери, пусть он с нами поедет.
Мы кое-как уговорили парня поехать с нами показать дорогу. Преодолеть языковой барьер помогла пачка итальянских лир, которую мы показали и положили в бардачок, мол, отведёшь, они твои.
Старшине пришлось потесниться…
Через сорок минут блуканий по местным улочкам нам открылось большое поле, на котором паслась одинокая лошадка, а с противоположной стороны было старинное заросшее плющом здание.
— Аэроплано, — радостно показывая нам, парень тыкал пальцами в большой пузатый самолёт, который стоял на поле. — Дон Мантичелло нон а каса!
— Что он говорит? — спросил недовольный теснотой Старшина.
— Не знаю. Нон значит нет. Какой-то дон нет.
— Что нет?
— Хрен пойми. Каса значит магазин… На испанском. Старшина, отстань, я сам тот ещё полиглот.
— Выживем, посажу своих учить языки, хотя бы английский, немецкий, степняцкий.
Мы вышли, я расплатился с парнем, тот, кажется до конца не верил, что ему дадут денег.
Счастливый, приобняв свою гитару, он ушёл, что-то напоследок нам объясняя.
— Так самолёт в поле. Поле огорожено изгородью из камней.
— Хреново оно обложено, мы камни за пару минут раскидаем.
— Занимайтесь. Потом перегоняй грузовик в упор к самолёту. А я схожу на виллу, разбужу хозяина.
…
На вилле меня ждало некоторое разочарование.
Я смог пройти внутрь, задняя дверь не была заперта. Однако, побродив по изрядно захламлённому дому, я пришёл к трём выводам.
Первое, хозяин, молодой парень, бабник и пьяница, ну это легко понять по обстановке.
Второе, он жил совершенно один. Слуг не было, родственников или заботливой бабушки, которая прибрала бы бутылки, которые приросли к полу в коридоре. В порядке держали всего несколько комнат и то, весьма сравнительном. Тут пили вино, танцевали и оставляли бокалы со следами женской помады на стекле.
Надо думать, он и есть авиатор. Доктор сказал, у него три самолёта. А на поле два.
Третье, дома его нет. Постели пусты, на мои крики никто не реагирует. Прибавим к этому отсутствующий самолёт.
То есть, договорится и нанять его большой самолёт за совершенно любую цену, не получится. Как говорится в моей профессии — за отсутствием субъекта договорных отношений.
Пока бродил по дому увидел, что мои бойцы перетащили грузовик и бродят вокруг самолёта, даже внутрь зашли.
Чтобы не бегать туда-сюда, позвонил Старшине на телефон, всё ещё задумчиво бродя по дому.
— Ну, как вы там?
— Ждём. Что, грузить барахло в самолёт? Договорился ты, босс?
— Почти. А ключи от самолёта есть?
— А где они должны быть?
— В кабине пилота, воткнуты в приборную панель.
— Секунду, — за пределами трубки раздалась возня.
— Есть какой-то там ключ. Торчит вертикально, на йом брелок в форме, я не могу точно понять, ага, похоже неприличное, женская грудь. Срамота. А что?
Я смотрел в фасадное окно на втором этаже. Оно было грязным, но даже той прозрачности что есть, достаточно чтобы увидеть, как возле особняка остановился полицейский патруль. Итальянская полиция всегда вальяжная.
— А то… Соседи легавых вызвали.
— Так может, того… Сколько их?
— Грузи документы. И ты всё ещё в кабине пилотов?
— Ну да.
Я закрыл глаза. Доктор сказал, что самолет такой же. Да и с виду он такой же, только выкрашен в ядовитые синие и красные цвета, а аппарат немца серебряный.
Достаточно долго я летел с Доктором на его «кнехте» в кресле второго пилота. И много раз смотрел на приборную панель, которая много сложнее, чем у самолёта Фёдора Ивановича. И вместе с тем, когда долго смотришь, замечаешь общие черты.
— Выше и правее на ладонь от ключа три окошечка, круглых.
— Ну, есть такие.
— Скажи, а крайне правое окошечко что показывает?
— Там стрелка, она смотрит вверх. Что это значит?
— Это значит срочно грузи документы в салон. Там багажное отделение.
— Там кресла белоснежные. Никогда таких не видел.
— Вот туда и закидывай. И это прямо срочно, задрав жопу. А потом так же быстро отгоняй грузовик в сторону.
Пока я говорил полицейские прошли больше половины сада.
Я резво спустился вниз, по пути доставая из кармана разговорник.
Когда они постучали в парадную дверь, я открыл, но на щель не более ладони.
— Бонджорно. Соно ун амиго дон Мантичелло.
— Ке?
— Ми сеньор Жарский, — со страха я ляпнул первую попавшуюся фамилию.
Полицейские переглянулись и обменялись парой фраз. Один из них достал пистолет и продемонстрировал мне. Не взял меня на прицел, но намёк достаточно прозрачный. Второй надавил на дверь, чтобы её открыть.
Видимо, долбанный Мантичелло — известный полиции тип и со мной, друг я или кто, никто любезничать не собирался.
И отжать дверь у полицейского бы обязательно получилось, так-то он здоровый лоб, не обезображенный интеллектом. Если бы, конечно, я не приволок к двери тумбу вырубленную, наверное, из цельного куска дерева и жутко тяжёлую.
Полицейский на секунду ослабил давление, удивлённый тем, что дверь не открылась и я резко её захлопнул.
Они заорали, я задвинул старинный, но весьма действенный засов и перепачкавшись в грязи дома, подпёр тумбой двери.
В ту же секунду дверь сотряслась от удара.
А я спешил сквозь дом и надеялся, что не придётся бежать с ними наперегонки.
— Алло, Старшина, как вы там?
— Грузим. Почти закончили.
— Поднажми. И проверь под колесами самолета, там стопора должны быть, сними их и кинь в салон.
— Сделаю. Что там у