Самое простое — навестить Эмму Марковну в ее резиденции вне городской черты. Но что-то меня смущало.
Прошлый раз я фатально недооценил эту женщину. Вот и сейчас, применима ли уверенность, что меня никто не узнает? Не ждет ли меня новое, еще более опасное разочарование? Ее супруг возглавляет полицию империи. Мое декларативное желание познакомиться с русской зимой окажется шуткой-пророчеством — где исследовать зиму, как не в Сибири? Правда, я уже бывал в этом неблагословенном краю. Но возвращаться туда неохота, даже без ножных и ручных кандалов — ее супруг с радостью упечет меня на каторгу. Вдобавок мы глядели глаза в глаза, и я не уверен, что мое инкогнито сохранят борода и шляпа, если наши взгляды скрестятся опять.
Нет, пока что никаких личных встреч! Мне нужны иные пути, чтобы приблизиться к ней. И кажется, этот путь найден.
А то, что мои желания в отношении этой женщины несколько расходятся с планами нанимателей… что ж. Бывает.
Глава 30
В Санкт-Петербург мы вернулись в самое подходящее время — в конце мая. В тот сезон, когда Петр Алексеич сошел на прибрежный песочек из шлюпки, оглядел белесое небо за час до полуночи, убил пару комаров табачным выдохом. И изрек: «Парадиз. Столицу строим».
Лизоньку финскими волнами не удивишь. На обратном пути я решила порадовать дочку. Мы пересекли прусскую границу — золотое время, когда шенгенскую визу заменяла регистрационная запись в таможенном журнале, побывали в Данциге, и я показала ей настоящее море, в эти дни бурное, с ревущей волной.
Поглядев на суденышки, боровшиеся со стихией у входа в бухту, дочка заметила:
— Теперь, маменька, я поняла, почему ты строишь пароходы с винтами, а не колесами — чтобы они могли из реки в море выйти…
— … и кто-то мог доплыть до Греции, — закончила я. Притянула дочку, обняла и слегка щелкнула по носу, загоревшему на весеннем солнышке.
Потом направились домой. Благодаря любезности Константина Павловича, мой промежуточный отчет путешественницы был отправлен в столицу фельдъегерской почтой, поэтому супруг знал о моих дорожных приключениях.
Наша долгожданная встреча прошла как всегда. Я приехала днем в Новую Славянку. Супруг вернулся вечером из своего министерства. И узнал, что «Эмма Марковна вас ждут-с».
Горькое на десерт не оставляют. Я приветствовала мужа и сказала:
— Дорогой, если еще раз наш ребенок станет орудием расследования…
Через секунду поняла, что дверь была закрыта, но не заперта. В гостиную ворвалось «орудие расследования», уже успевшее наобниматься с Лизонькой. Сашка кинулся ко мне с криками, что во всем виноват он сам и что спокойно почивал в злодейском плену, так как знал: папенька в обиду не даст. Лизонька ему вторила, и от этих громких обнимашек пробудился и примчался даже Леша, недавно нацелованный и уложенный мною.
Что делать? Обняться впятером и хором простить друг друга.
Сашка рассказал некоторые подробности той самой операции, постоянно подчеркивая, какие молодцы он и папа. Ну да, полная удача: все пленники освобождены, злодеи повержены, окованы и доставлены в Питер, а преступные станки и мешки с ассигнациями — вещдоки — пылятся в МВД, чтобы быть уничтоженными после приговора, утвержденного Сенатом.
Потом сыновей отправили спать. Дочке позволили полчаса ощущать себя взрослой. Но мягкое кресло после сиденья в экипаже сделало свое дело, Лизонька задремала и была сопровождена в свою комнату мною и Зефиркой.
Уф! Можно спокойно выпить вина вдвоем и подвести некоторые итоги. Хорошо, что все хорошо: встретилась с кем хотела, результативно поговорила. Плохо, что половина года прошла.
Кстати, об итогах и последствиях. Супругу уже пришло уведомление, что Петр Большаков, человек подпоручика Макина, обвиняемый в убийстве, утонул в реке Прут, пытаясь пересечь границу. Найденные при нем деньги — двести рублей ассигнациями — отосланы хозяину.
— Честный был слуга, — вздохнула я, — ничего не потратил.
Прибыло известие и из Орловской губернии. Князь Бабанов-Ростовский пришел в полное помутнение. Требовал восстановить права над поместьем, писал, что стал жертвой франкмасонов. И даже что его опоили змеиным ядом, он начал чешуеть, посему требует обратить его обратно в человека указом правительствующего Сената.
Супруг отправил это требование в Сенат с пояснительной запиской от орловского губернатора и дополнениями от МВД. И проектом постановления о взятии имения в опеку, передаче прав наследнику и домашнем лечении скорбного князя.
— Плодотворненько съездила, — зевнула я. — Твой доклад — завтра.
— Обязательно, — согласился Миша. — Как и ворох писем от твоих любимых ученых-изобретателей. Новостей там полна корзинка. Что радует — стоматолог наш явно совершил прорыв, ибо уже две недели приходит от него в день по депеше. И главное, согласен приехать в столицу. Есть шанс, что без зубов на старости лет мы не останемся.
Я только устало улыбнулась, хмыкнула и направилась к супружескому ложу. Конечно же, застеленному наисвежайшим бельем с тонкими и легкими ароматами. Как всегда, постарался, проследил за прислугой. Все же хорошо дома!
* * *
Следующим днем, точнее вечером, отчитывался муж. Не столько о своей министерской работе — в этом утонуть, сколько о наших проектах.
Я начала с лаборатории.
— Надеюсь, ты автомат не усовершенствовал? — спросила я то ли ехидно, то ли с печалью — вспомнила разговоры в Туле о нежелательности изобретения даже полуавтоматической винтовки.
— Нет, милая! На этот раз история по твоей части, — ответил Миша. И, не обращая внимания на мои обвинения в мужском шовинизме, поспешил в мастерскую.
«История по моей части» оказалась швейной машинкой. Неуклюжей, конечно же работающей без кожуха, выдающей кривую строчку. Нить то и дело рвалась. Но все же она стрекотала и сшивала.
Эксплуатация несовершенного аппарата напомнила мне культовый советский фильм о том, как чапаевский ординарец Петька обучал Анку стрелять из пулемета. Швеи — две горничные, они же сращивали порванные нити, а на случай, если требовалось вмешательство в конструкцию, дежурили двое старших учеников.
Я полюбовалась издали юными мордочками, склонившимися над механизмами.
— Ты организовал эти парочки? У Сережи и Анечки отношения, похоже, пока что деловые, а вот насчет Илюши и Дарьюшки… Выдай парню в качестве премии три-четыре кондома, чтобы нам не пришлось раскошелиться на приданое. Впрочем, если захотят под венец, то будущую жизнь обеспечим. Россию сразу целиком не спасти, но облагодетельствовать одну пару можно.
— Я-то больше думал, какой привод надежней — ножной или