Очнулся когда приземлились перед лужайкой пансиона. Ребята отправились к себе, а мы с Ерастовым, доковыляли до крыльца, заползли на ступеньки и, открыв дверь, оказались в гостиной.
— Ростик! — Лира сбежала по лестнице, взмахнула руками и кинулась мне на шею.
Отпустил плечо Ерастова. Опёрся одной рукой о стену и устоял. Поймал Лиру другой рукой. Прижал к себе.
— Ты вернулся, люба мой, — шептала любимая.
Глаза её блестели от влаги. Голос выдавал волнение. Она обвила мою шею руками. Встала на цыпочки. Вжалась в меня и стала целовать.
Часто-часто целовать: и щёки, и губы, и лоб, и нос. Целовать с такой страстью и пылкостью, будто мы год не виделись, а я с фронта вернулся. И никто её не смущал. Ни Ерастов, застывший рядом. Ни Родион, появившийся из кухни. Ни Лиза, застывшая у лестницы на площадке второго этажа.
— Я испугалась, — шептала она в перерывах, — не знаю почему, но испугалась.
— Всё хорошо, родная, — произнёс я мягко, а внутри, в груди, снова поднималась волна ярости и злости. Злости на тех, кто заставил любимую волноваться, кто её напугал.
Откуда-то вновь появились силы. Сердце забилось чаще. Захотелось встать за неё против всего мира. Против вселенной. Закрыть её собой. Лишь бы она не плакала и не волновалась.
Отнял руку от стены. Обнял Лиру крепче. Зарылся лицом в её волосы и, вдохнув, погладил по спине.
— Всё хорошо, душа моя, я вернулся, я здесь, — я говорил нежно, ласково, а сам приподнял голову и так глянул на Ерастова, что он вздрогнул.
— Приказ Меньшова, Ростислав, — дядя Саша сразу понял к чему я: — ты поймёшь, что это правильно, когда остынешь.
Возможно. Но сейчас я осознал, что мне запретили жениться. Отняли возможность назвать любимую женой. Гнев накрыл с головой. Силы всё прибывали и прибывали, даже сломанная рука не беспокоила — работает как здоровая и боли нет. Так что медкапсула подождёт. А пока пластырем заклею.
— Душа моя, — я поймал лицо любимой в ладони и поцеловал, — мне надо к генерал-адмиралу. Скоро буду.
— Хорошо, — кивнула Лира покорно, её глазасверкнули изумрудами, губки растянулись в робкой улыбке, и любимая прошептала: только возвращайся скорей, хорошо?
* * *
В тот день я Меньшова не нашёл.
Не нашёл его и на следующий день.
И через день.
И через два.
Секретарь исправно оказывалась вежлива, открывала дверь в его кабинет, но генерал-адмирал отсутствовал на месте и всё, что я мог видеть — это пустое кресло. А всё, что мог слышать — то, что он в командировке. Если не считать шепота дяди Саши на ухо, что Меньшов всё это предвидел. Сказал, что так и будет, что я начну ездить к нему, чтобы выразить негодование, но, в конечном, счёте, соглашусь с его приказом.
Я отмахивался и продолжал делать по-своему.
Пятый день. Шестой. Даже в выходные. А потом я остыл. До меня дошло, что это смешно.
Вот, зачем я его ищу? Чтобы вылить возмущение из-за вмешательства в мою личную жизнь? Чтобы отказаться от всей этой эпопеи против ордена?
Так, толку от первого, если второе невозможно? Орден сам на меня нападает, почему-то. Плюс великий князь Михаил Владимирович лично просил меня участвовать в этом деле. А возмущение само по себе штука бредовая. Представил, как лейтенант высказывает за приказ генерал-адмиралу, и самому стало смешно.
Только я успокоился, как объявился Меньшов. Дядя Саша пришёл утром следующего дня и горестно сообщил, что Валентин Севович на месте, он его видел.
— Вернулся? Вот и славно, — хмыкнул тогда я и, зевая, отправился досыпать свой законный выходной. Ерастов же потоптался на месте, расцвёл улыбкой и….
Без понятия, куда он двинул, но напились они на пару с Родионом в драбадан. Весь вечер от них несло самогоном.
Да, поволновал я их знатно. Приятно осознавать, что не безразличен им, как и они, мне, конечно же.
Но Меньшов, вот же хитрец, а! Вместо конфликта с подчинённым. Вместо того, чтобы прямо указать на моё место. Продавить своей волей. Он выбрал тактику понимания. Моего понимания ситуации.
Он дождался, когда я сам осознаю ситуацию и приму её.
Неожиданно, если честно. Если, в столице он произвёл на меня смешанное впечатление, то после этого я зауважал его. А ещё, этот ход указывал на мой статус, но тут я не обольщался.
Знакомство с великим князем, членство в клубе ордена Андрея Первозванного — вряд ли это играло для него большую роль. Так, плюсик в карму и на весы отношения. Суть в том, что я ему нужен. Он хочет уничтожить орден, и, думаю, знает, почему двуликий приказывает меня убить.
Более того, подозреваю, он в этом замешан. Без понятия как, но такое ощущение, что он не столько по указу Михаила Владимировича оберегает нас с Лирой, сколько из соображений совести.
Хах. Совесть и Меньшов — мне самому смешно от таких выводов, но не могу от них отделаться. Почему-то кажется, что причина где-то в этой стороне, но пока она мне не известна. Так что, будем копать.
Кстати, Лира моё возмущение, хоть и поддержала, но не приняла. К запрету она отнеслась философски. Прижалась, обняла меня и сказала:
— Главное, мы рядом, и можем проводить тихие дни вместе, а остальное — вопрос времени.
Любимая как в воду глядела.
Да и предсказание Меньшова сбылось.
Орден залёг на дно. Местные аристократы отстали от Лиры с предложениями руки, и сердца. Отстали они и от меня с вызовами на дуэль, и моя жизнь на пару месяцев вернулась в «привычную» колею кадетской жизни.
Хех. В «привычную». Отвык я от неё. Первый курс, казалось, закончен давно, а привычной стала совсем другая жизнь.
Насыщенное схватками лето внесло коррективы в картину мира и мои личные предпочтения. Теперь лекции стали скучными и пресными, а работа со старыми делами в офисе СБФ превратилась, в мутную трясину. Спасали положение только: прыжки с орбиты, тактическая практика и тренировки у Мангуста.
* * *
— Туров, ты в сортир хочешь или шар огненный создаешь⁈
Окрик Воислава Доброславовича сбил концентрацию. Рука дрогнула, и пламя зажигалки погасло.
— Никак нет, Ваше высокоблагородие! — рявкнул я и незаметно для него потряс ладонью: на пальцах зудели ожоги от раскалённого металла.
— Что именно