– Нет, это исключено. Он был так потрясен гибелью сына, что вскоре отправился следом за ним. Но должно существовать какое-то разумное объяснение.
Он осторожно взял ее за руку:
– Я знаю, тебе хочется поверить в это, Лаура. Но позволь, я сыграю роль адвоката дьявола. Если бы Генри Гардейн каким-либо образом оказался в рабстве в Алжире, то после освобождения британскими моряками он мог потребовать у них все, что угодно. На самом быстром корабле он был бы доставлен в Англию. Его бы с почестями провезли по всей стране, и об этом писали бы все газеты.
– А вместо этого он тихо, с одним арабским слугой, на лодке контрабандистов проникает в Англию.
Фарук вполне может быть родом из Алжира, а не из Египта.
– Но в этом случае Дайер, или Генри, должен был оказаться слугой у Фарука. И зачем алжирец, притом образованный, будет из кожи вон лезть, чтобы привезти своего бывшего раба в Англию?
Лаура глубоко вздохнула.
– Дьявол имеет прекрасного адвоката в твоем лице. Мои предположения кажутся неубедительными. Но и твои не имеют объяснения. Не странно ли, что образованный Азир аль-Фарук проникает в Англию, чтобы заниматься мелким вымогательством?
Стивен задумался.
– Потеря рабов могла оказаться для него финансовым крахом. Возможно, когда-то он встретился с Генри Гардейном. Да, – он повернулся к ней, – я попытаюсь обдумать ситуацию, при которой Генри в конце концов оказался в руках пиратов. Возможно, Фарук выкупил Генри, надеясь получить за него выкуп, но Генри умер. Фарук с этим смирился, но теперь, оказавшись в бедственном положении, вспомнил о нем и о вещах, которые у него остались и могли служить доказательством личности Генри. Он нашел кого-то похожего на Генри и привез сюда, надеясь шантажом выманить деньги у лорда Колдфорта.
– У тебя все сходится, – сказала Лаура. – Ну а если все же предположить, что Дайер – это Генри? Нет, тут концы с концами не сходятся. Тогда за него потребовали бы выкуп. К тому же все говорят, что Дайер очень бледен. Как он может быть бледен после десяти лет, проведенных в Алжире?
Стивен сжал ее руку:
– Мне жаль, но все, что мы смогли сделать, – это раскрыть обман. Может быть, в письмо было вложено что-то, что лучше объяснило ситуацию твоему свекру.
– И если лорд Колдфорт заплатит, Фарук сообщит ему, что все сделано, а сам вместе с Дайером уедет в Южную Каролину или еще куда-нибудь. А что еще хуже, убьет своего компаньона, а тело оставит, чтобы лорд Колдфорт обнаружил его.
– Или утопит. После этого трудно опознать тело.
– Мне нисколько не жаль негодяев, – заявила Лаура. Но на самом деле Дайера ей было жаль. Слабый, больной. – Думаешь, он действительно калека?
– Что? – возмутился Стивен. – Хочешь его спасти? Сомневаюсь, что он окажет содействие.
Тут Лаура поняла, что поверила в самый плохой вариант возможных событий.
– Я не сдамся, пока не буду совершенно уверена, – сказала она. – Представь себе, что это Генри и мы оставим его на милость Фарука или Джека. Да, ты прав: если Дайер – это Генри, он должен был объявить о себе, но кто знает, что произошло с ним за эти десять лет. Возможно, Фарук подружился с ним и уговорил, что лучше возвратиться тихо, без шума, чем с почестями.
Стивен скатал из бумажки шарик, и Лаура вспомнила, что он так делал всегда, если предстояло принять важное решение.
– Ты выдаешь желаемое за действительное, но факты – упрямая вещь.
– Я должна быть уверена. Я могу позволить себе задержаться еще на один день. Даже если лорд Колдфорт сообщил обо всем Джеку и Джек отправился в путь сегодня утром, он попадет сюда не раньше, чем завтра к вечеру.
Стивен кивнул и бросил скатанный шарик в огонь.
– Нам еще надо сравнить Г.Г. с этим рисунком. Но как это сделать?
– Можно устроить пожар в гостинице. – Она подняла руку. – Знаю, знаю, я не предлагаю это всерьез.
– Ты навела меня на мысль. А не напустить ли нам немного дыма в гостинице… Нет, это слишком рискованно. Пожалуй, попробую вскрыть замок.
– А ты умеешь?
Он улыбнулся:
– Умею.
– А почему меня не научил?
– Одному богу известно, что бы ты в этом случае натворила.
Лаура состроила рожицу, но слова Стивена задели ее за живое.
– Я мог бы просто взломать дверь, даже без помощи Керслейка или Топема.
– О, совсем забыла, пришло письмо от Керслейка. – Лаура протянула ему письмо. – Может быть, он предлагает что-нибудь интересное.
Прочтя письмо, Стивен вернул его Лауре.
– Подтверждение того, что мы уже знаем. Керслейк писал, что подробности прибытия Фарука были такими же, как он говорил. И что они приплыли только вдвоем. Никаких подозрительных детей в окрестностях ему обнаружить не удалось. И вообще никаких подозрительных личностей.
– Он снова предлагает свою помощь, – заметила Лаура. – Воспользовавшись ею, мы вытряхнем этого Г.Г. из его комнаты.
– Но если мы на это решимся, должны быть готовы их захватить, даже встретив вооруженное сопротивление. Могут быть раненые. Не исключено также, что им удастся сбежать. В общем, решать тебе.
Страшно было брать на себя такую ответственность. Однако Лаура испытала облегчение. У нее снова появилась надежда. Не надо будет этой ночью соблазнять Стивена.
– Еще немного терпения, – сказала Лаура, – послушаем у стены, может, что-нибудь прояснится. Если завтра будет теплее, Г.Г., возможно, захочет посидеть у открытого окна. Или еще что-нибудь случится. А сегодня, – она взяла его за руку, – давай просто наслаждаться общением.
Он пристально посмотрел на нее.
– Прекрасная мысль. Может быть, закажем обед?
Лаура согласилась. Она не сводила со Стивена глаз. Следила за каждым его движением. Наслаждалась звуком его голоса. Интуиция подсказала ей, что Г.Г. – это Генри, а значит, она и Гарри свободны. Какое-то время, она поживет в Мерримиде, и если Стивен не скажет ей о своих чувствах, она сама признается ему.
Надо лучше узнать друг друга.
Они ждали, пока принесут обед.
– Ты говорил, что Фарук купил книгу Байрона «Корсар», – вспомнила Лаура, – наверное, ему нравится, что там корсары выглядят героями.
– Вполне возможно. Говорят, Байрон описывал свои собственные приключения. И еще ему нравилось носить национальные костюмы.
– Надеюсь, не такие, как носит Фарук.
– Но Фарук – чистокровный араб. Я в этом уверен.
– Я тоже.
Когда слуги принесли обед, Лаура и Стивен продолжали беседовать о великом поэте, о его бурной, полной приключений жизни.
– В нем соединились одна добродетель и тысячи пороков, – процитировал Стивен. – Многие считают, что Байрон описывал самого себя.
– Его добродетелью был его талант? – спросила Лаура, наблюдая за отражением