– И ты предлагаешь… – начала Мери.
– Шутце предлагает обнести квартирку наших Ланнистеров. Я в деле, – возбудился Иван.
Ленский поднял пивную кружку, и они с Иваном чокнулись.
– Это безумие, – сказала Княжна.
– Брось. Никто не узнает, – улыбнулся Владимир – Даже если и оставаться, ты же сама говоришь, что у тебя долги.
– Она узнает…
– Замолвлю перед ней словечко, – махнул рукой Карамазов.
– Опять будешь пресмыкаться и падать перед ней на колени, чтобы целовать её отвратительные ручонки? – скривилась Княжна, после чего немедленно выпила, пытаясь забыть эту сцену.
– Ну, хоть не спать с ней, – парировал Иван.
– Да ей бы и не понравилось, – немедленно подколола его Мери.
– Ей бы не понравилось, если бы она переспала с тобой. Я по себе знаю, – мгновенно отозвался Карамазов.
Княжна метнула на Инквизитора злой взгляд, такой, что на столе задрожали кружки, но в ситуацию немедленно вмешался Ленский:
– Да, конечно, по себе знаешь, тебе всё, что не мужик, всё в постели не нравится.
– Да ты задолбал! – выкрикнул Карамазов, а Княжна залилась смехом. – Что ты ржёшь, он уже достал этими шуточками!
– Это верх мудачества, Ваня, говорить женщине, что она плоха в постели.
– Да ты специалист по женщинам, – скривился Карамазов. Он хотел продолжить, но понял, что про Ленского и его личную жизнь лучше не шутить. Недолго они ели молча, наконец Мери спросила:
– А зачем это тебе?
– Вам помочь, – бесстрастно отозвался Ленский.
Карамазов и Мери чуть не подавились пивом. Такой доброты от Ленского не ожидал никто.
– Я, скорее всего, не смогу сбежать. Но вы двое сможете. Решим проблемы Княжны. Паспорта. Какая-нибудь квартирка в Греции или ещё где. ВНЖ. И всё.
– Мне нравится план. А если мне понравится выращивать виноград и оливки, то управление издательством я передам тебе, – кивнул Иван.
– Вы так обсуждаете это, как будто это плёвое дело! – вспылила Мери. – А мы ведь даже ещё не получили деньги. К тому же, а как же жемчужины, планы?
Володя и Иван грустно заулыбались.
– Ты, похоже, тоже понял, что никаких исполнений желаний не будет? – спросил Карамазов у Ленского.
– Понял. Но пока не понимаю, что будет вместо.
– Думаешь, владелец ожерелья настолько могуществен?
– Думаю, что, раз его боится Чёрный Человек, стоит разобраться в этом. Поэтому я останусь. Но сначала… Нам нужен какой-нибудь повод всем оказаться в Санкт-Петербурге.
– Господа, – хрустя костяшками, сказала Княжна, – у меня есть такой повод.
***
Когда Мэл вошла в свою комнату, в глаза ей сразу бросилось то, что все её вещи были расставлены иначе. Можно сказать, как попало. Порядок в беспорядке. Комната казалась совершенно чужой. Неуютной. Затем Мэл заметила отсутствие системного блока. Она ненадолго замешкалась, а потом поняла. Скорее всего, системник изъяли во время обыска. Мэл кинулась к своему столу, где лежали её тетрадки с текстами и дневник. Ничего не было.
Девушка расплакалась.
– Солнышко, что случилось? – В комнату тут же вбежала мама и обняла её.
– Мама, они все мои тексты забрали при обыске? – сквозь слёзы спросила Мэл.
– Они всё вернут. Дело закрыли, тебе всё должны вернуть. Всё в порядке с твоими записями.
– Мама, мне дневник Виолетта дарила… – всхлипывала девушка, и чем больше она понимала, что произошло, тем сильнее плакала.
Плакала, как первые несколько недель в поместье Воробьянинова, плакала, когда осознавала, что её лучшей подруги больше нет в живых и никакая магия не способна это изменить, плакала, когда прошёл первый месяц, но никто так и не спас её. Плакала, когда скучала по родителям, понимала, что правда скучает, скучает по своей прошлой жизни. Скучает по своей детской жизни.
Через полчаса девочка кое-как успокоилась. И даже делала вид, что слушает родителей. Они говорили что-то про то, что теперь Мэл будет обучаться на дому, что наняли ей хорошего психолога, что всё для неё сделают.
Все слова эхом отлетали от стен родного и совершенно незнакомого дома.
Ночью Мэл проснулась от тишины. Тишина была пугающая, такая, что девушке захотелось срочно позвать кого-нибудь на помощь. Но она понимала, что уже незачем. Девушка достала несколько белых листов из принтера и положила на стол перед собой.
– Если в них кто-то верит, значит, они где-то там живы, – прошептала Мэл. – Настала моя очередь спасти тебя.
Мэл сама не заметила, как вывела на странице слово. Затем ещё одно. Предложение. Абзац. И вот уже целый лист заполнялся текстом, написанным наспех. К удивлению Мэл, это не были стихи. Это была история про странствующую девушку-рыцаря Ви.
А ещё у неё был говорящий филин. Имя его тоже пришло само собой: Шельма. Они направлялись навстречу приключениям. И Мэл точно знала, что для них всё закончится хорошо. Теперь уже точно.
***
С момента своего присоединения к Непримиримым Григорий проводил много времени в библиотеке поместья. Раньше эту территорию оккупировал Кирсанов, но в последние дни он стал редким гостем у Барыни. Печорин же бродил между книжных стеллажей, находил оригиналы каких-то рукописей, старинные книги и дорогие современные издания. Судя по количеству отрывков, при желании можно было бы призвать целый гарнизон героев. А ещё Григорий отметил некоторые тексты на итальянском, французском, немецком, японском и английском языках. Вероятно, Непримиримые пытались экспериментировать и с призывом персонажей иноязычной литературы?
В один из дней, пролистывая книги, Искуситель заметил между страниц одной из них детский рисунок цветными карандашами. На нём были коряво нарисованы какие-то звери в клетках, и капли слёз на их глазах виднелись особенно чётко. Вряд ли ребёнок видел это в зоопарке. И что за ребёнок? Внук Барыни? Нет. Печорин словно почувствовал, что это нарисовала девочка. Тогда Гриша сел на пол и сосредоточился. Может быть, где-то ещё есть подсказка, что за дитя рисовало это? Посидев в тишине какое-то время, Григорий попытался почувствовать энергию этой девочки, остаточный её след. Затем, ведомый интуицией, мужчина встал и подошёл к одному из шкафов, дотронулся до стопки газет и нащупал между ними блокнот в твёрдом переплёте.
– Интересно.
Печорин сдул пыль с блокнота: он лежал здесь очень и очень давно. Гриша перелистнул страницы к концу.
«Сегодня мы попробуем сбежать. Если ты читаешь это и тоже служишь Барыне, беги».
Грише стало не по себе. Он обернулся, не следит ли за