— Ты ведь понимаешь, насколько это важно? — продолжил он, делая шаг ко мне. — Охота — это не просто традиция. Это доказательство того, что в моих владениях всё под контролем.
Его голос стал тише, но от этого ещё более пугающим.
— Сам Гургумор благоволит нам, выделяя пленных из каравана подати. Для них это шанс. Выжившие смогут спастись.
Он замолчал, а я почувствовал, как в груди стало тяжело. Это была не просто охота. Это был ритуал, отражение власти и силы, символ, который должен был говорить больше, чем слова.
— Камзол должен быть идеален, — сказал он наконец. — Каждый стежок, каждая деталь. Это не просто одежда. Это моё лицо перед миром.
Я снова поклонился, чувствуя, как слова застряли в горле.
— Я… я завершу его, милорд. Всё будет готово.
Он посмотрел на меня ещё раз, будто взвешивая, можно ли мне доверять. Затем слегка кивнул, повернулся и направился к выходу.
— Не подведи меня, мастер, — бросил он на прощание.
Дверь за ним закрылась, оставляя меня одного. Но в воздухе всё ещё висел его голос, его волчий взгляд, и ощущение, что времени у меня осталось слишком мало.
Когда дверь закрылась за лордом, я ощутил странный пустой холод. Его слова, чёткие и суровые, эхом стучали в голове: «Камзол должен быть готов к концу месяца». Не было сомнений — он не примет ни задержки, ни оправданий.
Мои глаза остановились на манекене. Камзол висел неподвижно, но словно требовал внимания, выжидая, когда я снова вернусь к работе. На столе лежал подклад — белоснежная ткань, которая должна была стать внутренним сердцем камзола, скрытым, но жизненно важным.
Я сел за стол и медленно провёл пальцами по ткани. Холодная, гладкая, она казалась почти хрупкой, но я знал, как сделать её прочной. Игла и нить уже ждали своего часа.
Первые стежки ложились ровно, как дыхание. Руки двигались автоматически, привычно, но сознание никак не могло успокоиться. В голове снова всплыло лицо лорда: его волчий взгляд, его требовательный голос.
И тут я заметил это.
В металлическом углу катушки на столе отразилось моё лицо. Глаза — расширенные, красные от усталости, с чёрными кругами под ними. Кожа бледная, словно я не видел света целую вечность. Я замер, забыв про иглу, и в этот момент почувствовал резкую боль.
— Чёрт! — выдохнул я, когда игла вонзилась в палец.
Капля крови быстро проступила, грозя упасть на ткань.
— Нет, нет, нет, — пробормотал я, хватаясь за платок на шее.
Я прижал его к пальцу, чувствуя, как горячая кровь впитывается в ткань. «Растяпа. Фантазер. Как ты мог?» — мысли хлестали меня, как удары плети.
Вытерев палец, я вернулся к работе. Игла снова скользнула через ткань, и на мгновение всё вернулось в норму. И все же тишина не продлилась долго.
Сначала это было едва слышно. Где-то совсем близко раздался странный звук. Влажный, чавкающий, будто кто-то разжёвывал нечто плотное и липкое.
Я замер.
— Что это? — спросил я вслух, хотя никого рядом не было.
Но звук не исчез. Он усилился, становясь более ритмичным, более настойчивым. Я опустил взгляд на свой палец, где сочилась свежая капля крови. Инстинктивно я вытер её платком, но в тот же момент что-то пошло не так.
Платок был влажным. Слишком влажным. Мои пальцы ощутили липкую сырость, которая оставила на коже тёмный багровый след.
— Нет… — прошептал я, отстраняя руку.
Чавканье стало громче. Оно уже не казалось далёким — оно доносилось снизу, будто из-под стола.
Я отступил назад, но не остановился. Чавканье, будто живое, проникало в голову, давило на сознание. Дыхание сбилось, комната начала кружиться.
— Нет, этого не может быть, — шептал я, прижимаясь спиной к стене.
Но звуки не исчезли. Они только усиливались, как будто что-то пробуждалось в этих стенах, в этой комнате, внутри меня. Я сжался, закрыв уши руками, но это не помогало. Тьма вокруг сгущалась, и я больше не мог различить, где кончается реальность и начинается кошмар.
Гул не покидал меня. Он то нарастал, то отступал, напоминая о себе вибрацией где-то в глубине черепа. Я не знал, как долго это длилось. Чавканье, этот мерзкий, влажный звук, будто сопровождал меня сквозь что-то вязкое и липкое.
Я открыл глаза и понял, что больше не в мастерской. Где-то наверху, высоко над головой, свет мерцал сквозь деревянные балки. Воздух был холодным, немного затхлым, но живым. Каменные стены, тени от огня — всё это казалось одновременно знакомым и чужим.
Голоса раздавались неподалёку, словно долетали до меня сквозь толстую завесу сна.
— Ты заметил, как он на неё смотрит? — голос был тихим, но каким-то напряжённым, с оттенком нервного смеха.
— Конечно, заметил, — ответил другой, хрипловатый. — Он ведь всё время её в канцелярии проверяет. Думаешь, зачем?
Я замер, не дыша, вслушиваясь в этот разговор. Слова не доходили до конца, растворялись, будто срывались на полпути. Но имя, произнесённое шёпотом, разорвало тишину.
— Лина… — звучало мягко, но от этого ещё более угрожающе.
Я сделал шаг, но пол под ногами вдруг утратил плотность, и всё вокруг будто закачалось. Голоса продолжали звучать, то приближаясь, то удаляясь, как эхо.
— Он к ней пристаёт. Слишком много внимания.
— Ну а что ты хотел? Она же… такая, — второй голос смеялся.
Картины вспыхивали в голове, словно кто-то крутил калейдоскоп. Лина сидит за столом в канцелярии, на её лице застыло вежливое смирение. Лорд Унолом наклоняется ближе, его тяжёлый взгляд словно впивается в неё.
— Думаешь, она согласится? — спросил один из голосов, а я не мог понять, кто это был.
— У неё нет выбора. Кто против него пойдёт?
Моё дыхание стало тяжёлым. Воздух вокруг наполнился запахом влажной ткани, воска и чего-то ещё, липкого и прогорклого. Я прижался к холодной стене, чувствуя, как камень кажется почти живым.
— Она следующая, — слова разрезали пространство, будто объявление приговора.
Я закрыл глаза, стараясь вернуться назад, в реальность, в свет. Но вокруг были только тени, голоса, отголоски смеха и имя, которое повторялось снова и снова:
— Лина… Лина… Лина…
И в этот момент я осознал, что стою на месте, которое не могу узнать. Но каким-то образом я оказался здесь, слушая то, чего не должен был