Ей вдруг стало весело и тепло. Они снова выпили. Белоснежка, раскрасневшаяся и помолодевшая, снова заговорила убеждённо:
— Нам делить нечего. У меня — Эрталия. У мужа — Родопсия. У тебя, Ро, Монфория. Аня так вообще певец свободы. Мы так себе враги. А вот союзницами будем великолепными!
Аня потянулась к ней и обняла:
— Дай я тебя поцелую. Один за всех и все — за одного!
Они расцеловались.
— У меня конь летающий есть. Чертополох подарил. Я вас потом покатаю.
— Летающий конь? — изумилась Аврора.
Она чувствовала себя счастливой, пьяной, и душу затапливало предвкушение чуда.
— Да! Между прочим, Элис у меня его брала, чтобы тебя разбудить. Иначе не долетела бы!
Белоснежка нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить.
— Элис?
— Подруга Ноэми. Дочь коменданта… этого, как его… коменданта Маленького города.
— Падчерица Сессиль? Вот же…
Аврора в изумлении распахнула глаза. Она не думала, что такая милая Белоснежка может так непотребно ругаться. Аня расхохоталась.
— Элис довольно милая девочка, — поторопилась заступиться за несостоявшуюся подругу монфорийская принцесса.
— Да я не про Элис! Бедная девочка сошла с ума, какие к ней вопросы? Я про её мачеху, сволочь Сессиль. Фаворитку, кстати, вашего жениха, Аврора. Но фаворитки это, знаете, не так уж и опасно. Это престиж, я понимаю. Гильом вот не понимает, даже не знаю, что с ним делать! Я подобирала ему уже и блондинку, и брюнетку, а он только отмахивается. Не до них, видите ли. Люсиль Ариндвальдскую прочила. Красотка же, ну! Хотя Люсиль, конечно, та ещё… Но не Сессиль! Такая подсыплет яд в бокал и с милой улыбкой подаст. Ведьма. И, кстати, не только в переносном смысле. Вы же знаете, что Сессиль — одна из двенадцати фей?
Аня, которую сильно развезло, рассмеялась:
— Фея? Ведьма тогда уж. Знала я тут одну… Налить ещё вина? Давайте споём? Я песню на днях сочинила, на мотив «Куклы колдуна», но только она восстала против тирании и потом его в осла превратила… Хотите спою?
— Почему бы нет? — хмыкнула Белоснежка, притянула Аврору к себе и прошептала практически трезвым голосом: — Если хочешь, выходи замуж за этого своего Кретьена. А если не хочешь… Ты же понимаешь, да? Пока наши с Гильомом войска в Старом городе, милаха-герцог даже пикнуть не посмеет. Нежданчик, да? Но мы тут ненадолго: отобьём нападение кочевников и уйдём. Кочевники — враги всех. Тут глупо смотреть, как они побеждают соседа, наращивая собственную мощь. Решайся.
— И какую цену мне надо будет заплатить за это решение? — Аврора прямо посмотрела в глаза королевы.
Аня запела какую-то лихую песню на мотив, показавшийся монфорийской принцессе до странного знакомым. Белоснежка усмехнулась, выпустила Аврору из объятьий, снова откинулась на спинку диванчика и пригубила вино.
— Аринвальд. Герцогство, которое каждое королевство испокон века считает своим. Почти королевство, только очень-очень маленькое. Пусть Монфория откажется от него. Пусть признает Шарля Ариндвальдского законным герцогом.
Глава 26
Волк и ворон
Эйдэн зашёл в шатёр Германа.
— Извини, — он буквально рухнул у камней нехитрого очага. — В моём шатре раненный Кариолан. Я погреюсь и сразу уйду.
Герман изумлённо посмотрел на друга-ворона.
— С каких пор ты мёрзнешь? Мари, можешь подогреть вина?
— Пусть сам подогреет, — фыркнула Мари.
Ворон отмахнулся:
— Не надо.
— Ты зачем Кариолана вызвал на бой? — хмуро уточнил Герман.
«Почему они не спят?» — устало подумал Эйдэн. И привычно отметил расположение людей: Герман возится у противоположного от входа свода с какими-то… картами? Кажется, да. Перед ним низенький стол. Мари сидит слева от входа. Сердитая? Взъерошенная? Настороженная? Это после поединка, что ли, они такие ершистые? Бертрана и Майи нет, хотя Эйдэн знал: Кот с женой тоже ночуют в шатре Германа, ведь слугам отдельного шатра не полагалось, а Майя, конечно, мёрзла на снегу. Ответил медленно и уклончиво:
— Надо было.
— Ну то есть, сам греешься, а твоя невеста где-то мёрзнет? — ехидно уточнила Мари.
— Моя невеста способна сама о себе позаботица.
Эйдэн протянул руки к огню.
Он чувствовал, что внутренне сломался. Как будто стержень внутри дал трещину. Но: когда? Когда погибли Касьма и Нуиника? Когда пожалел девочку-сиропчик? Или это встреча со сказочником так его изменила? Или… На душу навалилась смертельная усталость, и ворон с изумлением увидел, как сильно дрожат его пальцы. Если сейчас понадобится стрелять, он и с десяти шагов не попадёт.
— Хорош жених, — рассмеялась Мари. — Зачем ты тогда нужен такой, если невеста может сама о себе позаботиться?
Эйдэн обернулся к ней и оглядел с любопытством. В отблесках пламени короткие — по плечи — волосы казались алыми. Светлые глаза смотрели насмешливо и неприязненно.
— Мари, — сердито вмешался Герман, останавливая жену.
Маг-архитектор тоже заметно нервничал. Он был чем-то очень раздражён.
— Да нет, — усмехнулся Эйдэн, сузив глаза, — пусть говорит.
— Вот ещё. Знаешь что, Третий ворон, проваливал бы ты из шатра. Мы с мужем, может, кое-чем хотим заняться, для чего посторонние не нужны вовсе?
И женщина игриво посмотрела на мужа. Эйдэн поднялся, сделал пару шагов к Мари, сел так, что его лицо оказалось прямо напротив её лица.
— Цем?
— В самом деле, Эйдэн… — начал было Герман и тоже приподнялся было, но ворон вскинул руку и, не оборачиваясь, попросил:
— Три вопроса. И я уйду.
— Уже два, — процедила Мари, отстраняясь.
— Хорошо. Три вопроса, три ответа. Я жду.
— А то сам не знаешь, чем муж с женой ночью занимаются? Или у твоих детей не ты отец?
Она напоминала злого и испуганного воробушка. Или бурундучиху, защищающую гнездо. Мари испугана? А почему? Эйдэн улыбнулся.
— Цем?
— Детей делают, — огрызнулась Мари. — Герман, он мне надоел!
Женщина вскочила и отошла к мужу. Герман хмурился, смотрел в сторону, и видно было, что всё происходящее ему ужасно неприятно.
— А ты любишь детей? — мягко поинтересовался Эйдэн.
— Не твоё дело.
— Это был второй вопрос, — устало намекнул Герман.
Ворон тоже встал.
— Вецер холодный, — посетовал Эйдэн и принялся развязывать пояс. — Я замёрз, и у меня давно не было женщины. Мари ты не против, если этот вецер мы оба будем тебя любить?
Герман поперхнулся. Женщина быстро скользнула оценивающим