Закаленный воин, оказавшись на их месте, не побоялся бы происходящего и только больше рвался в бой, глядя на облепленного со всех сторон врага получая преимущество в бою. Так и поступали первые ряды, понимая, что мне будет все сложнее освободиться. Среди смельчаков всегда находились те, кому еще предстояло вырасти как воину и при виде луж внутренностей быстро сдавались, впадали в панику, или лишались завтрака. Все это я и сделал при виде неожиданного и превзошедшего все ожидания результата своей деятельности.
Да, я ничего не ел, и выходить, как мне казалось было нечему. Но загадки моей физиологии все еще оставались неразгаданными и то, что из меня вышло, напоминало больше огненное дыхание с брызгами раскаленной лавы. Третий нападавший и еще двое солдат, подходившие сзади, попали под струю моего внутреннего содержимого, пока я старался отвернуться от мясного фарша и сбросить с крыла расчлененное тело брезгливыми движениями. Продолжать бой дальше стало сложно, но все шло своим чередом, так как мои позывы не прекращались. Я только мог временно прикрывать тыльной стороны ладони рот между схватками в груди. Но жидкость или ее подобие лилась отовсюду, из носа и казалось глаз.
Оставшаяся половина отряда была напугана развернувшейся картиной. В центре, среди хлюпающих криков боли и страдания, напавших на меня воинов, сидело нечто. Я рухнул на землю и завыл, как мать одиночка, лишившаяся своего дитя. Многие получили только небольшие ожоги благодаря своему снаряжению и поспешно пытались избавиться от раскаленной субстанции, которая, попадая в снег, брызгала паром. Семеро скончались на месте, еще четверо приближались к этому или вышли из боя из-за серьезных ран.
В чем был смысл? Что привело сюда этих людей в зимнюю погоду с оружием в руках и намереньем убить? Почему этим людям не сидится дома со своей семьей возле камина? Насколько нужно быть больными, гнилыми уродами, чтобы идти и убивать просто из-за какой-то дури в голове? Как еще назвать все те мотивы, которые заставляли их делать это? Неужели им мало животных, на которых они охотятся? Или у них опухоль в голове, которая говорит им, что делать? Что вы за твари?
— Суки!!! — для меня это был выход эмоций. Но для оставшихся, громогласный рев на непонятном языке дал основательный повод для бегства. Возможно, им следовало перегруппироваться и выстроить оборону, но мало кто из них мог об этом подумать после мгновенной потери одиннадцати человек, включая их ведущего командира. В кошмаре каждого я выглядел монстром, следующим по их пятам. Страх даже не позволял им оглядываться, но мне было не до них,… совсем не до них. Стало так тяжело, что сил не хватало подняться, но я совсем не устал.
Все равно, что будет с Олафом и что предпримет оставшаяся команда. Хватило бы одного человека, чтобы привести сюда армию. Как и безвозвратная пропажа целого отряда породила бы множество вопросов, но я был разбит до глубины души. Героические подвиги в воображении выглядят совсем не так, как на самом деле. Одно дело смотреть на мертвую курицу, упакованную в магазине, и совсем другое — на вывернутого наизнанку человека. Бесформенные куски мяса не вызывают такого отвращения, как кто-то, с кем ты только что разговаривал, и превратил его в месиво. Ярость туманит разум, но что остается после?
На следующий день я нашел себя в остывшей и затвердевшей земле. Было невозможно пошевелиться. Немного расшатав верхний слой, я постепенно освободился из плена. Поодаль лежали два трупа, от остальных торчали лишь отдельные части тел на затвердевшей поверхности. Видимо я опять уснул и растопил все вокруг. Теперь это перешло на какой-то другой уровень? И буду ли я каждый раз, когда сплю, превращать свое окружение в это?
— Ты долго спишь! — было неожиданно услышать чей-то голос. За это время мог прийти другой отряд, который точно не собирался со мной разговаривать. Но что здесь делал Олаф? Он стоял около входа, с правой стороны приближались еще несколько людей, и кто-то копошился внутри на лестнице. Что-то изменилось, или я действительно долго спал? — Я был несправедлив, — это все? Весь его ответ на мой немой вопрос? Или он что-то опять задумал? — Думаю, ты мог нас заразить, также как и сгоревшие трупы, поэтому я посчитал, что… неважно, — проблемы с извинениями? Да, руки он мне не подаст. Мне оставалось только удивленно поднять бровь.
— Что теперь? — мне были интересны его планы на ближайшие пару дней. Поскольку другая сторона просто так ни его, ни меня в покое оставлять не собиралась. А теперь на это могли выделить достаточно сил, чтобы заняться нами серьезно. С нашей стороны основная часть людей были женщины и подростки, остальные рабочие, из них реальных солдат не больше шестерых. Неудивительно, что за ним послали только чуть больше двадцати человек, но я мог изменить баланс сил.
— Ничего, мы уходим,… не мог бы ты отойти? — он вроде отвернулся, чтобы чем-то заняться, но вспомнив в чем проблема, напомнил мне главное. Основная процессия столпилась здесь, потому что боялась пройти мимо меня, так как я лежал слишком близко к входу. Именно поэтому он ждал, когда я проснусь?
— Проблемы, да? — на это он ничего не ответил, только раздраженно вздохнул. — К тебе идти они, я говорил, мое имя не Олаф, я не леди, — этим я привлек внимание всех, кто стоял поблизости. Все они и так смотрели на меня как на тусклую свечу в кромешной тьме, но теперь их глаза были особенно выразительными. То ли из-за торчащих трупов, на которые я показывал, то ли из-за последних слов. — Десять и… столько идти, туда, — я указал в направлении еще оставшихся следов отступления и, чувствуя, что он чего-то ждет медленно отошел, освободив место для передвижения.
Теперь здесь маячило много народу, больше чем раньше. С повозками и тачками они расчищали снег и выносили остатки припасов. Позади вереницы людей виднелся отряд из двадцати человек. Мне только оставалось догадываться, как Олаф уговорил их не набрасываться на меня или не разбегаться в разные стороны, но было приятно думать, что теперь они в безопасности. Я снова почувствовал приятное тепло внутри груди, как будто меня окутало теплое одеяло, и неожиданно ладони вспыхнули пламенем.
Это заставило занятых неподалеку людей насторожиться. Я не старался им мешать, и мне следовало чем-то заняться, но