— Просто убей… Окажи честь. Вместо диких шавок… — смиренная с участью мольба прозвучала как дружеская просьба, от которой зачесалось на душе. Серьезным медиком мне быть не приходилось. И что тут сделаешь? Заражение неизбежно, медикаментов никаких нет. Возможно, только солдатская выдержка держала его в сознании. А что по такому случаю есть в моей библиотеке?
— Скажи, если бы был второй шанс, прожить новую жизнь в борьбе за близких тебе людей. Что ты за это готов отдать? — он засмеялся. Стоило ли вообще спрашивать о том, что я задумал с ним сделать? Мне таких вопросов никто не задавал. Да и проще было бы оставить его умирать или исполнить его предсмертное требование. Человек и так измучился за отведенное ему время.
— Я уже отдал все ради тех, кто еще молится Всевышнему, — схватившись за мою голову, он надавил мне глаза большими пальцами. — Убей или умри, — был еще порох в пороховницах. Небольшой дискомфорт не мешал мне избавиться от нападающего, но сейчас это уже стало делом принципа показать ему обратную сторону медали.
— Твой бог глотает людей, как ненасытный змей. Ему нет дела до вас, — взявшись его за бока, я принялся за работу, уподобившись своим мучителям. Просмотрев множество экспериментов по изменению генетики и перестройке тела, моя операция незначительно изменяла человеческую суть. Добавляя в него совершенные механики, можно поэтапно добиться многого. Бесчеловечна ли такая модификация? А если она сработает, появится возможность помочь умирающим.
— Что! Что ты делаешь? — схватившись за мои запястья, он освободил лицо от захвата. Грязная кожа с гематомами под моими кистями начала бледнеть и покрываться жилками. Не такого результата я ожидал. Видимо, ничего другого запрограммированные кристаллы духа предложить не могли, кроме дублирования готовой материи. Странно, что они не взяли за основу клетки пациента. Ну, либо его желание исполнится, либо…
— Пришел сюда умереть в славной битве? А тебя раздавили, как насекомое! — процесс распространился на шею и плечи, заставив его задрать голову вверх и заорать, вызывая в округе ответный вой, и теряя сознание.
Неизвестно, когда это все должно завершиться и требовалось ли мое участие, но теперь он походил на зомби. Одной рукой проверив дыхание с пульсом, я оцарапал ему ладонь. Кровь еще была человеческой и по мне холодной, хоть и выглядела светлее, свернувшись почти на глазах. Порез тоже не торопился затягиваться. Оставалось надеяться, что его сознание не повредилось еще сильнее, и к утру он оклемается. А там покажет себя во всей красе.
Глава 9
За грань клятвы
Я очнулся от неприятного выкручивания левой руки. Едва слышное хлюпающе-рычащее завывание разгоняло остатки дремы. Под эти странные звуки мне рисовался осторожный зверь, тайком поедающий охраняемый мною труп. Проводить ночь в медитации над почти бездыханным телом было опасно. Еле горевший костер давно потух. И на удивление, рассвет приветствовал нас без неожиданных нападений на абсолютно не защищенный лагерь.
Встретившись взглядами с отползающим полуголым мужиком, передо мной предстало крайне отвратительное зрелище. Земля превратилась в липкую облепившую все грязь. Кисть оставленная лежать на его боку чуть ли не целиком вросла в его брюхо так, что я мог чувствовать большую часть его внутренностей. Второй бедой была его попытка дотянуться до вогнанного по рукоять в землю меча, попутно выворачивая своими действиями мне плече.
Отвлеченный от своей первоначальной цели, сиамский отросток начал пинаться, попадая в основном по моей голове и лицу. Прикрываясь от натиска ударов свободной ладонью, я на мгновение потерял ориентацию. Но другой схватился за что-то бугристое, вызвав хрипящий возглас соперника.
— Стой… Да не дергайся, а то хуже будет! — прикрикнув на барахтавшегося ужа и подтянув его к себе, я уселся ему на ноги, упираясь в грудь и прижимая весом неугомонного. — Ты все еще жив благодаря мне, идиот! — он немного притих, схватившись с диким выражением за мое предплечье. — Либо мы разойдемся медленно, либо быстро и больно! — честно, я не представлял, как вырваться из этого плена без экзотических ощущений.
— Лучше смерть, чем проклятая жизнь! — сказав это, он попытался скинуть меня, но ничего не получилось.
Придерживая брыкающегося под собой «осла», я решил не тянуть и представил, как с моих пальцев соскальзывает чужеродная туша. Процесс был болезненным для нас обоих. Мало того, что мне буквально пришлось рвать часть нашей плоти, наружу вместе с кистью потянулись блестящие петли кишок, обвитые тянувшимися из руки жилами. Проделать то же, что и с Семипалым, не превратив старика в прах, мне казалось нереальным.
Достав одно из своих лезвий, под причитания выпучившего глаза и раскинувшего конечности нежеланного собрата, я осторожно надрезал одну из вен. С тихим шипением из нее брызнула оранжевая жижа, не причиняя заметного вреда оголившимся органам. Не желая возиться с этим, я полоснул вдоль ладони, рассекая нас и выпуская струйки лавы. Часть все еще была глубоко внутри, и чем больше она показывалась, тем яснее становилось решение.
Страх и агония наблюдателя за своим выпотрошенным животом перерастали в удивление, пока его рана медленно затягивалась. Неизвестно, сможет ли он так существовать без моего вмешательства. Но видоизмененная живность из записей подтверждала возможность благополучного исхода.
Мне же предстоял процесс отращивания оставленных в брюшной полости фаланг. Пустота на их месте пульсировала глухой болью. Часть железной перчатки растворилась, и на ее восстановление также требовалось нацедить редкий металл. К сожалению, исцеление моего соперника не делало ситуацию менее напряженной, скорее наоборот. Лишь на время осознания произошедшего мне было позволено поразмышлять о чем-то еще.
Обретя свободу и вернув самообладание, дед с горящими глазами выдернул свой меч, встал наизготовку и замер оскалившись. Железная уверенность с дрожью в конечностях уступала нарастающему ужасу. Его взгляд бегал между мной и поменявшими цвет руками. Похоже, он сам не понимал, что собирался делать.
— Никогда не предсказывал чужие судьбы. Но давай я попробую рассказать о том, что с тобой будет, — его внутренние метания и нерешительность вынудили меня на этот монолог. — Можешь воткнуть свой клинок прямо в мою грудь. Но когда он расплавится, ты останешься без оружия, а я, немного помучившись, пойду дальше, оставив тебя одного. Кто-нибудь захочет тобой полакомиться, но