Пережив проявление первых признаков паники на своем ФКП, я дистанцировался от деталей спасательных работ. Как любому военному, мне непозволительно паниковать в любой ситуации. И я всеми силами старался создать среди подчиненных атмосферу доверия, выдержки и спокойствия.
Я сказал себе довольно строго: «У нас проблема. На четвертый день войны мы, похоже, потеряли эсминец из состава дозора. Я был к этому готов и скорее всего это не последняя потеря. Я по крайней мере сейчас не ощущаю никакого шока и не могу позволить себе примитивные эмоции подобных затуманивающих мой разум желаний немедленной мести. Я справлюсь с этим, как меня учили. Теперь у нас есть брешь в противовоздушной обороне: два корабля внутренней линии ПВО оставили свои позиции. Они ушли на левый фланг, и мне нужно решить, как лучше всего перестроить остальные корабли».
Я прекрасно понимал, что, воспользовавшись нашим замешательством, достаточно организованный противник может и должен как можно скорее нанести повторный удар. Мы полагали, что находимся на предельной дальности возможных атак «Этандаров». Поэтому я отдал приказ ударной группе спокойно следовать на восток. В тоже время мы продолжали бороться за живучесть охваченного пламенем «Шеффилда» и жизнь его экипажа.
Пожар на корабле, кажется, выходил из-под контроля. Люди капитана 1 ранга Солта просили переносные помпы, которые мы им отправили вертолетами. Персонал поста обслуживания компьютеров оставался на своих местах до последнего, чтобы обеспечить работу систем обороны корабля. Все они погибли. Главный старшина Бригс несколько раз возвращался в помещение носовой аварийной партии, чтобы вытащить оттуда оборудование, и погиб от угарного газа.
Вертолеты «Си Кинг» доставили на палубу «Шеффилда» газотурбинные водяные насосы вместе со специальными противопожарными средствами и дыхательными аппаратами. «Ярмут» поливал «Шеффилд» с правого борта, а «Эрроу» – с левого из всех доступных пожарных стволов. Передавались пожарные рукава. Это была ужасная битва, и ее мы проигрывали. Пламя неумолимо подбиралось к ракетному погребу «Си Дарт».
В какой-то момент гидроакустикам «Ярмута» показалось, что они слышат шум торпеды. Прекратив спасательные работы, «Ярмут» начал поиск подводной лодки. Это повторялось снова и снова, девять раз. Девять торпед! Впоследствии мы поняли, что это были за «торпеды». Это были шумы маленькой надувной спасательной лодки, жужжащей вокруг «Шеффилда» и помогающей бороться с огнем. Командир корабля капитан 2 ранга Тони Моргон не мог в это поверить, возможно, не верит и по сей день!
После полудня командир Солт, принимая во внимание все возрастающую опасность взрыва, отдал приказ оставить корабль. Команда была снята вертолетами и доставлена на фрегаты.
Сэм Солт прибыл на борт «Гермеса» сразу после этого. Я увидел слезы на его глазах, но, несмотря на это, мужество не покидало его. Мы старались вести разговор в обычном соответствующим обстановке тоне, чтобы не выпустить из-под контроля ситуацию, но, боюсь, из-за волнения я менее всего сочувствовал ему. Годы спустя Сэм поведал мне, что я ему тогда прямо сказал: «Я подозреваю, что кто-то был чертовски беспечен». Точно помню, что в разговоре с Солтом я понимал, что он и я не имели права терять самообладание.
Крик «адмирал, вы должны что-нибудь предпринять», девять ложных торпед, потрясение Сэма Солта, равно как и мое, – все это были травмы сражения. Они по-разному отражались на каждом из нас, но для всех этот день был общей болью. Паника, беспокойство и стресс – все это очень заразительно. Но потеря эсминца не должна была затуманить наш разум.
При ликвидации кризисной ситуации ключевым элементом является управление. В этой ситуации лично для меня было важно продолжать управление ударной группой и, в частности, ситуацией с «Шеффилдом». Необходимо было спасти людей, избежать ненужного риска. Но в первую очередь важен был самоконтроль, подавление паники во всех ее формах, любыми средствами. Я принял как факт, что «Шеффилд» более не числится в боевом составе моей группы. Его экипаж не мог быть пожарной командой на борту корабля, который в любой момент может взлететь на воздух от взрыва ракетного погреба. В то же время оставить корабль как трофей для врага я не мог, а попытка отбуксировать его грозила в любой момент закончиться взрывом и повреждением другого корабля.
В некотором смысле аргентинцы сами решили проблему «Шеффилда». Мы получили информацию о том, что их подводная лодка, возможно, направляется в район атаки «Шеффилда» для уничтожения кораблей, оказывающих ему помощь. Такой поворот событии был мне на руку. Я организовал своего рода «теплый прием» для аргентинцев, если они вдруг пожелают прийти. «Шеффилд» внезапно перестал быть нашей проблемой. Его новая роль состояла в том, чтобы стать необычным, сделанным из горящего металла, «козлом на привязи», только на плаву. Не пропадать же ему зря.
Однако на этом наши неприятности не закончились. Через час после удара по «Шеффилду» три «Си Харриера» поднялись с «Гермеса» для атаки аэродрома Гус Грин в надежде застигнуть там несколько самолетов. Возвратилось только два, третий был сбит огнем средств ПВО, когда летел над самой водой. Он упал, объятый пламенем, в воду у самого берега и пропахал пляж и поросшие травой дюны у взлетно-посадочной полосы. Оставшиеся в живых пилоты были уверены в том, что пилот морской авиации лейтенант Ник Тейлор был убит снарядом, поскольку он не катапультировался. На кораблях ударной группы скорбили о его гибели и, должен признаться, к исходу дня я был очень подавлен.
Я решил, что не должен больше рисковать нашими драгоценными «Харриерами», посылая их для бомбардировки хорошо защищенных аргентинских позиций кассетными бомбами с малых высот. Просто я не мог позволить себе терять самолеты ПВО (их количество и так было ограничено, а во всей стране их насчитывалось только тридцать четыре) при выполнении задач, которые они решают не очень эффективно. Лучше подождать прибытия «Хар-риеров GR 3» Королевских ВВС, от которых пользы для ПВО мало, но которые предназначены для