— Спасся кто-нибудь? — с сухостью во рту спросил я.
Платон подошёл ко мне с малышом в руках, остановился рядом и посмотрел на раненого охранника. Тот взглянул на него в ответ.
— Кто это? — спросил Андрей.
— Тот, за кем мы отправились к комплексу, — ответил я.
— Значит, у вас всё получилось?... — охранник раскрыл глаза.
Я молча кивнул.
— А остальные? Где остальные? — охранник тяжело поводил глазами, ища других.
Я понурил взгляд, горечь опять подползла ко рту. Сглотнув, я посмотрел на Андрея и лишь покачал головой. Охранник всё понял и без слов.
— Как это случилось?... — спросил он спустя минуту.
— Я и не знаю, — признался я. — Всё случилось… быстро. Но мы дошли. Дошли и поймали сигнал. Но за нами тоже шли… Пришлось отстреливаться от мутантов и тех, кто был с ними…
Андрей всмотрелся в меня пристально, сглотнул, хрипя пробитыми лёгкими.
— Когда мы держали оборону… Что-то.... их сдерживало… Останавливало словно… Иначе бы они смели нас раньше…. Я не знаю… — снова кашель. — Не знаю, что это. Может… Казалось просто… Но одних этих навалов оказалось недостаточно… Как и закрытых дверей…
Он вновь закашлял, надрывно и громко, потом сплюнул вязкую красную слюну на пол.
— Когда они стали прорываться внутрь, было решено всех отвести в хранилище, а сами мы забаррикадировались здесь. И держались, сколько могли… — Андрей проговорил это на одном дыхании. — Много… погибло… Но большинство укрылось внизу… Некоторые… прорвались… Не сдержали…. Мы… удерживали… сколько могли….
Андрей вздохнул, глаза его замерли на одной точке. Рот застыл, а спустя мгновение испустил слабый выдох. Ладонь, что сжимала окровавленный живот, безвольно соскользнула вниз.
Я поднялся, всё ещё смотря на него. Платон, держа в руках младенца, опустился рядом с охранником, после чего положил пальцы на его глаза и закрыл их.
Позади меня находилась открытая дверь в хранилище. Я пошёл туда, спустился вниз, где располагались два помещения со стеллажами. Обошёл каждое вдоль и поперёк несколько раз. Оба пустовали, лишь в некоторых местах на полу валялись тела: упырей и тех, кто не смог себя защитить. К завалу вернулся спустя некоторое время. Остановился рядом с умолкшим охранником и обессиленно опустился на пол.
— Никого там нет… — вздохнул я. — Ни единой живой души… Только мёртвые.
Платон с отеческой заботой покачивал младенца, потом перевёл взгляд на меня.
— Наконец он заснул.
Я поднял глаза и посмотрел на старика, потом перевёл взгляд на Андрея, опрокинувшего голову к груди.
— Все ли углы ты проверил? — спустя минуту спросил Платон.
— Да. Всё. Каждый стеллаж. Каждую комнату. Даже подсобку…
— Куда они, по-твоему, могли все деться?
— Я не зна…
Тут же одёрнул себя. Взгляд устремился вперёд, во мрак впереди. Потом я взял свой факел, поднялся и направился туда. За помещением с большими белыми трубами я наткнулся на дверь, что всё это время пряталась от глаз в непроглядном мраке. Никогда раньше я не заходил так далеко, но сейчас что-то тянуло меня вперёд…
Я замер возле этой двери: тёмной и высокой. Она мне показалась знакомой… Очень знакомой. Чёрная твердь открывала проход, идущий по скосу вниз. И что было там, на самой глубине, я не видел – кромешный мрак скрывал всё за собой. Но стоя у входа, у края этой чёрной пропасти, я ощутил странный холод, льющийся из её недр: слабый, но пронизывающий саму плоть.
Я вглядывался в эту черноту, а чернота, как мне показалось, стала вглядываться в меня. Позади остановился Платон.
— Похоже, есть лишь один вариант, чтобы всё узнать, — ровно сказал он. — И мы должны пройти по этому пути.
Я перевёл на него взгляд. Старик глядел на меня невозмутимо, держа факел в одной руке, а в другой – уснувшего младенца. Потом я снова посмотрел в темноту.
Огонь факела беспокойно заколыхался и затрещал.
Глава 17. Истина во мраке.
За тоненькими ступенями располагалась ещё одна дверь, а точнее – старинные деревянные ворота, распахнутые внутрь. И за ними – чернеющее жерло.
Мы миновали входную арку из гнилых брёвен и досок и спускались по потрескавшимся ступеням, прорезая своим огнём сгустившуюся темноту, плотную и почти осязаемую наощупь. И чем дальше мы продвигались вглубь, тем гуще она становилась.
Было холодно, и в воздухе стоял запах сырой земли.
Сначала стены и потолок были из тёмно-бурой глины, потом естественная порода сменилась на чёрный камень, ребристый, выпирающий и чуть лоснящийся от влаги и нашего света. Когда мы миновали третью арку – широкую и высокую, сделанную уже из белого камня – стены и пол покрылись каменной кладкой такого же цвета; в потолок стали упираться рельефные колонны, наполовину торчащие из стен. И темнота здесь немного расступилась.
Внизу показалась четвёртая арка, намного шире трёх предыдущих, и когда мы её миновали, то вышли в огромный пещерный зал, расступившийся перед нами на многие сотни метров. Он был слабо освещён горящими углями в каменных чанах. Два таких стояли возле арки, ещё два – в десяти шагах по обе стороны от нас, а в самом центре пещеры высился исполинский широкий обелиск из обсидиана, вокруг которого были расставлены ещё чаны, целое множество. Наконечник чёрного и диковинного сооружения тонул во мраке.
Я остановился у выхода, заворожённо осматриваясь вокруг. Кругом царила какая-то неестественная чистота. Полы из серой каменной кладки, опоясывающие зал резные белые стены – всё здесь имело античный вид из далёкого и невообразимого прошлого, но в то же время всё выглядело изрядно сохранившимся, будто только что отстроенным.
По другую сторону от нас, за обелиском, я увидел поднимающуюся массивную белокаменную лестницу, уходящую в широкую и высоченную арку в стене. Слева и справа тоже находились проходы, но были они в разы меньше.
Я пошёл влево, вдоль чуть вогнутой и высокой стены. Старик молча следовал за мной. На его руках крепко дремал малыш, и даже веявший здесь холодок не разбудил его. Огонь моего