Мрачно зыркнув на подслушивающих охранников, Паша взял товарища за шкирку, и отвел в сторону.
— Ты, конечно, красава. Хорошо справился. Но мы едем в Дзержинск не кулаками махать, понимаешь? Мы едем решать «вопрос». — Паша кивнул в сторону парней, загружающих в багажник легковушки черную сумку. Ее изнутри распирало угловатыми гранями, по очертаниям которых можно узнать автоматы. — Ты человека-то пристрелить в состоянии? Вот он стоит перед тобой, смотрит в глаза, медленно опускается на колени и умоляет… просит не нажимать на курок. И ты прекрасно знаешь, что где-то там его ждет семья, друзья, родители, может, даже дети. Башкой своей подумал, во что собираешься лезть?
Паша говорил со всей серьезностью. Он не был против того, чтобы друг участвовал в местечковых разборках, закаляя характер. Однако бросать его в откровенное пекло никогда не планировал.
— И ладно пристрелить… можно ведь самому пулю поймать! Я пытаюсь сделать так, чтобы ты от сердечного приступа коньки не отбросил, полудурок холестеринистый. А вместо этого просишься в могилу еще раньше? Что с тобой⁈ — Встряхнув друга детства за плечи, Паша повысил голос. — Вон, Витя — батан вонючий, себе хорошую работу нашел. Справляется, зарабатывает, и не нужно никого мочить. Ты тоже неплохо себя показал. Будешь помогать в тылу, и намного больше, чем став головорезом.
Шустрин был тронут заботой друга, но тепло на душе быстро сменило леденящее чувство ужаса. Раньше он как-то не задумывался о том, какой может представляться жизнь по ту сторону закона. Но после слова Павла, перед глазами пронеслись трагичные образы: Беззащитный человек, истекающий кровью, и умоляющий не убивать. Семья, что ждет его дома. Похороны, полные слез и горя… Неужели все это и есть то, чем живет друг детва?
Глава 17
Реальный мир
— А ты, Паш?.. — После, казалось бы, мимолетных, но долгих секунд осознания, Миша спросил: — Ты головорезом станешь?..
Подавленный взгляд скользнул по автомобилям, забитым оружием, и мрачным физиономиям охранников, морально готовившихся к стрелке. Все выглядело так, будто они ехали не решать вопрос, не договариваться, а казнить. Шустрин, несмотря на природную храбрость, не мог переварить мысль, что кого-то можно лишить жизни вот так. Не на войне, не защищая себя.
— Слышал выражение: «идти по головам»? — Дождавшись осторожного кивка на отвлеченный вопрос, Паша спокойно продолжил: — Постараюсь объяснить как можно проще… Так вот, это чрезвычайно упрощенная, кастрированная, социально ориентированная парадигма, существующая только в средних слоях общества. Метафизическая лестница, позволяющая перемещаться по диагонали, но только в рамках среднего слоя. Да, он большой и растянутый. Низовье может отличаться от вершины неимоверно, создавая ощущение разницы в классах. Но это не так, середнячки, какими бы выдающимися ни были, все еще подневольцы. Чтобы добиться чего-то по-настоящему значимого, чтобы сесть на лифт, способный вознести на следующий уровень, идти по головам не получится… Нужно эти головы отрывать от тел, и из них мастерить собственный подъемник.
Паша не скрывал кровожадных намерений. Он достаточно много повидал и пережил, чтобы перестать воспринимать убийство как нечто недопустимое, или хотя бы неправильное. Чего нельзя сказать о пухляше. Тот, поняв от силы треть, встал на оборону попранных устоев:
— Да нет же. — Мишаня возмущено выпучил глаза, несогласный с риторикой друга детства. — Вон, Пугачева хорошо поет, все ее любят, всюду ее пропускают. А этот… как его, Тесла… Во всем мире уважают за мозги, и тебя будут уважать. Ты же столько всего делаешь для людей, столько товаров хороших продаешь. Ни у кого таких нет.
Примеры, наспех приведенные Шустриным, чтобы вытянуть избранного «силой» с темной стороны, заставили последнего лишь закатить глаза.
— Послушай… все это — мишура. Куклы, танцующие на сковороде хозяев жизни. — Заглянув в глаза друга детства, Паша объяснил с усталым видом. Совсем не хотелось вести пустой разговор, и будь на месте Мишани любой другой, он бы уже был послан по всем известной дороге, к еще более известному органу. — Представь, что твой «Тесла» перешел бы черту дозволенного реальной элитой? Что бы с ним случилось? Он бы раскидал их молниями? Поднял бы народ во имя науки, и свободы? Создал бы хитроумный радиоприемник, чтобы управлять мозговыми волнами врагов, сделав их безопасными? Нет. Его подгнившее тело нашли бы через пару-тройку дней. Без лица, которое погрызли домашние кошки. И постепенно, месяц за месяцем, год за годом, элита разными средствами исказила бы мнение людей, восхищавшихся им. На сто восемьдесят градусов исказила бы. Тесла стал бы насильником, педофилом, наркоманом, сумасшедшим, и вообще, вором чужих идей. Он на самом деле ничего сам не открыл, ничего не изобрел. Подглядел, стащил у настоящих ученых, разрушил их судьбы. Вот чего стоит уважение великого ученого в реальном мире.
От мрачной картины, описанной другом детства, у Мишани внутри все сжалось. Он был дерзок и непоседлив, однако все, что окружало с детства — парадигма единства Советского Союза, героизма Великой Отечественной войны, и идеи народной власти. Откуда бы взяться более широкому взгляду на мир, при полном отсутствии источников информации? Пусть даже таких засоренных, как интернет.
— Про звезд эстрады, и «влиятельных» людей можешь вообще забыть. Это клоуны, получившие крошечную долю тех благ, которыми обладают хозяева жизни, чтобы они своими интересностями развлекали толпу. Отвлекали нас чего-то по-настоящему важного. Популярными образами подтверждали, или даже создавали ложную картину действительности. Ведь если воззрения не соответствуют реальности, добиться успеха в любых начинаниях чрезвычайно сложно. И тогда, энергия, которая затрачивалась бы на борьбу ради себя, направляется на борьбу с самим собой. Элита в безопасности, рабы сбиты с толку, и пожизненно заняты. Так мы и живем. — Паша покачал головой, столкнувшись с упрямым выражением друга.
Тот мог думать о чем угодно, даже о том, что ТАМ так, а у НАС не так. Вот только люди — они везде люди. Неважно, какую систему выстраиваешь, все равно концептуально это — пирамидальная вертикаль.
— Не веришь? Вот тебе несколько «потрясающих» идей, непрерывно транслирующихся в умы из всех доступных источников информации: Насилие — плохо, насилием ничего не решить. Но мы монополизируем его. Применим ко всякому несогласному. Будем вести войну. Будем вторгаться в другие государства, и забирать ресурсы. А на вопрос, почему вам можно, нам нельзя, всегда один ответ: Мы это не сами. Мы были вынуждены, чтобы не