– Хочу, – отозвался Г. М. – Не нальет ли кто-нибудь старику выпить – побольше да покрепче?
Шприц
Терлейн и Г. М. обедали в клубе «Диоген», где старик провел немало послеполуденных часов в приятной дремоте. Сам клуб «Диоген» располагался напротив «Клуба старейших консерваторов», к которому большинство диогеновцев относились с подозрением и который считался заведением скандальным и шумным и потому заслуживающим внимания полиции. Именно здесь, в «Диогене», появилось на свет немало «бородатых» анекдотов, касающихся клубной жизни, в том числе и тех, в которых фигурируют дремлющие в своих креслах завсегдатаи. Но кухня тут была превосходная, а винный погреб и того лучше. В нижних кабинетах – за исключением гостевой комнаты – действовало неколебимое правило: «Здесь говорят на латыни либо молчат». Поэтому-то Г. М. и находил клуб удобным местом, чтобы «посидеть и подумать»… или просто посидеть.
После плотного ланча, основательно подкрепившись бургундским, они уютно расположились за карточным столом у похожего на амбразуру окна гостевой комнаты и вернулись к спору. Хмурый мартовский день пролился дождем на Пэлл-Мэлл, но проходящие мимо члены клуба отважно противостояли непогоде, втягивая головы в плечи и даже не думая раскрывать зонты. Г. М. рассчитывал на телефонный звонок Джорджа Анструзера с новостями от дорсетширского специалиста.
– Не думаю, что от него будет много толку, – заметил он, водя по листку синим карандашом, из-под которого выходили язвительные карикатуры на старшего инспектора Хамфри Мастерса. – Во всяком случае, будет от чего оттолкнуться… Но вот что не дает мне покоя: я не понимаю, как сработал трюк, хотя мне есть что предъявить убийце…
– Спрашивать имя бесполезно? Не назовете?
– Ни в коем случае, – хмыкнул Г. М., с нескрываемым злорадством добавляя к последнему изображению Мастерса уши, которые даже такому снисходительному критику, как Терлейн, показались не в меру большими. – Вы все равно не поверите. Серьезно. А у вас-то предположения есть?
– Я размышлял об этом, – сказал Терлейн, которого вино и хорошо раскуренная трубка настроили на философский лад. – Помните, «что за песню пели сирены или каким именем назывался Ахилл, скрываясь среди женщин, – уж на что это, кажется, мудреные вопросы, а какая-то догадка и здесь возможна»[25]. Вы, кстати, заметили, что мисс Джудит Бриксгем чертовски привлекательная женщина?
– Послушайте, старый распутник. – Г. М. открыл глаза. – Вы…
– Я не старый распутник, – с достоинством возразил Терлейн. – Мне пятьдесят; ей тридцать один, и мои чувства к ней – это чувства снисходительного дядюшки. Вот и все. Мне лишь не нравится, что она тратит свое время на этого высокомерного франта, доктора, или даже на симпатичного, но бесхарактерного охотника на слонов. Я понимаю, что теперь, когда молодость безвозвратно ушла, пора выбросить из головы то, что в наш ханжеский век предпочитают называть Тем Самым. И все же я скажу вам: если бы Джудит взглянула на меня так, как смотрела на Карстерса, когда он укололся копьем, я бы, наверно, сплясал румбу посреди Гарвард-сквер с бутылкой шампанского в каждом кармане. – Он задумчиво затянулся трубкой. – Однако ж, давайте посмотрим, не получится ли у меня заронить в вашу голову пару идей касательно нашего случая.
– Вы уже заронили в мою голову целую кучу идей. Но продолжайте.
– Вы пытаетесь понять, как был убит Ральф Бендер. Очень хорошо. Почему бы не подойти к проблеме с литературной точки зрения?
– Эй! – воскликнул Г. М. – Послушайте-ка, док. Вы либо недопили, либо перепили. Что вы подразумеваете под литературной точкой зрения?
– А вот что. Вы решили, что Гай Бриксгем стоял снаружи за окном и, прильнув к щели, видел, как умер Бендер. Вы говорите, что он не видел убийцу, но видел, как это было сделано, и не только, что позволило ему потом догадаться, кто за этим стоял. Вот вам принцип литературного описания: Вы входите в комнату. Что вы видите в первую очередь? Что бросается в глаза? Какая вещь или группа вещей, цвет, обстановка, освещение и тому подобное? В этом суть литературного описания. Далее. Когда Гай Бриксгем посмотрел в щель в ставнях, что он увидел? Что мог заметить он, чего не заметили мы с другой стороны? Поле зрения Гая было ограничено. Он видел лишь небольшую часть комнаты. Яд поразил Бендера именно на этом ограниченном участке комнаты. Итак, – заключил Терлейн, весьма довольный своим изложением, – давайте встанем на его место и посмотрим оттуда.
Г. М. отложил карандаш и кивнул:
– Неплохо. Хм! Давайте подумаем. Я не был за окном. Но я стоял спиной к ставням. И следовательно, могу видеть… Ага! Вот и тот, кто нам нужен! – Г. М. отвлекся, указав в окно на Мастерса, который устало тащился к ступенькам клуба, пряча голову от дождя. – Он-то был снаружи. И он нам скажет.
К тому времени, когда Мастерса подвели к столу, наброски уже лежали лицом вниз. Идея Г. М. пришлась ему по вкусу.
– Вы имеете в виду, сэр, – сказал он, задумчиво пощипывая подбородок, – что какое-то действие мистера Бендера позволило наблюдателю догадаться о том, как было совершено преступление и кто убийца? И нам, судя по всему, следует исходить из того, что самого убийцы в комнате не было?
– Полагаю, мы должны исходить из этого, – подтвердил Терлейн, – а иначе нам просто некого подозревать. Давайте для начала обозначим место. Вы стоите за окном и смотрите через разбитую панель, что ограничивает ваше поле зрения. Что вы видите?
Некоторое время Мастерс молчал, уставившись в пространство застывшим взглядом. Потом подвигал рукой вправо-влево и сжал пальцы в кулак.
– Чертовски мало! Что-то вроде узкого коридора, ведущего прямо к двери напротив. Кровать слева не видна, как и что-либо еще с этой стороны. Справа не виден ни камин, ни туалетный столик… ничего. Вижу только дверь напротив, полоску ковра и… Стоп! Секундочку, сэр! Когда вы отвели мистера Бендера в комнату и оставили там, что он сделал?
– Выдвинул из-за стола стул и сел, – ответил Г. М. – Стул с пометкой «Monsieur de Paris» – тот, который мы разобрали, – стоял с другой стороны стола, находящегося на одной линии с окном. И когда мы вошли и обнаружили Бендера мертвым, стул стоял на том же месте и был немного выдвинут. – В блеклых глазах мелькнул огонек. – Продолжай, сынок.
Старший инспектор кивнул:
– Именно так. Через ставню был виден тот самый стул и пара футов круглого стола. Дверь, ковер, стул, кусочек стола и ничего больше!
– В таком случае то,