– Да? – я открыла дверь, как ни в чём ни бывало.
Колетт стремительно ворвалась, её перьевой веер сиротливо болтался на поясе.
– Что случилось, Мариетта?
– Ничего.
– Как?!
– Я решила несколько минут отдохнуть. Туфли жмут, пришлось найти другие.
– Самой? Но как же! Слуги шепчутся, что ты летела, красная, зарёванная и ничего перед собой не видела.
– Вот ещё! – нахмурилась я. Слуги, они всегда всё видят и знают, от них не скроешься, но если делать вид, что это враньё, что они могут поделать? Пусть шепчутся за спиной, главное, не в глаза. – Просто нога болела. Кто угодно бы зарыдал, когда порвалась мозоль.
Я не удержалась и всхлипнула.
– Правда, мозоль? – она подняла брови.
– Всё уже в порядке, пойдёмте-ка обратно!
Я подцепила Колетт под локоть и практически потащила обратно в бальный зал. Если не смешаться с толпой, она не отстанет, а я пока не знаю, что делать дальше.
Рыжая скотина!
– А что же Даск? – не сдержалась Колетт. Тут же исправилась: – Как поживает? Столько лет мы о нём не слышали.
– Прекрасно поживает. Он женат. – Ответила я сквозь зубы, не замедляя шага.
Она сглотнула.
– Бог мой, но как же это так?.. Не думала, что он женится… Так быстро. Что сможет так быстро забыть… Хотя, ты сама виновата, он с тебя пылинки разве что не сдувал, а ты всё выкаблучивалась, вот и рез…
– Колетт! Хватит с меня выдумок про большую любовь! – Я остановилась, потому что меня затрясло. Колетт всегда намекала, что он в меня влюблен, но с чего она это взяла? Он не пытался говорить мне комплименты, как сделали бы те, кто хотел подобраться ближе. Не дарил подарков, только дразнил всё время да высмеивал! И Колетт не знала, в каком виде я его застукала в тот вечер.
А может, и знала! Я отмахнулась. Какая разница. Какая теперь разница?!
– Мне так жаль, милая, – смотрите-ка, в глазах у Колетт слёзы. Неужели она действительно думает, будто меня задевает, что Рыжий бес женился? Да плевать мне!
– Я, конечно, крайне признательна, что вас волнует мое самочувствие. – Сквозь зубы сообщила я. – Но куда важней вопрос моего замужества. Кажется, вы забыли, зачем собрали всё это высокое общество!
– Тс-с-с…
– Ваше высочество?
Скала собственной персоной. Не теряет хватки, вырос, как из-под земли, в своих обтягивающих штанах и прекрасно сидящем камзоле.
– Мы уже думали, что лишились вашего общества. Позвольте вас пригласить на следующий танец. – Пробасил он. К счастью, любимую лошадь в своём приглашении он не упомянул ни разу.
– Конечно! – улыбка вернулась на моё лицо. – Разве может хрупкая девушка отказать такому великану в крошечной просьбе?
– Надеюсь, что и во многом другом она мне не откажет.
Он наклонился и поцеловал мне руку, при этом умудрившись её обслюнявить. Было неприятно – словно слизью холодной мазнули.
– Ах, ваше величество, вы сами знаете, что чувство ответственности за свой народ не всегда позволяет следовать другим, более нежным чувствам. – Опустила я глаза. Мне было неприятно то, как крепко он сжимает мою ладонь, пока ведёт к залу. Там, пережидая последние мгновения текущего танца, я осмотрелась. Ничего рыжего, ни единого отблеска.
Что же он тут вообще делал?
Вечер разбил меня на куски, разбил вдребезги, уже светало, я без ног свалилась на кровать, а сон всё не шёл. Я, пожалуй, перезнакомилась со всеми женихами, и несколько были вполне приятными, но замуж… Замуж…
Я всхлипнула. Такое впечатление, что меня вчера предали. Хотя чем? Рыжий бес давно в прошлом. Да, каюсь, я жалела потом… после, что выгнала его так некрасиво, так грубо, перед кучей свидетелей. Конечно, он не смог вернуться, как отказаться от своего слова, даже произнесённого сгоряча? По-другому ничего быть не могло, всё в прошлом.
Но почему новость о его женитьбе так больно ранила? Между нами ничего такого не было, чтобы Колетт ни болтала. Никогда. Мы дружили, проводили вместе всё свободное время. Его отец присылал нам лучших учителей и помогал советами моим опекунам – лорду Баскему и леди Колетт, потому что не мог бросить сироту. Его улыбку и добрый смех его жены, мамы Даска, я помню и ценю гораздо больше, чем смех своих собственных родителей.
И только однажды, когда я стала совсем взрослой, только в его последний приезд, за несколько дней до того злополучного случая мне показалось – что-то изменилось. Показалось, конечно! Наверное, именно самообмана я ему и не простила. Сказки, которую сама придумала и которую ждала с замиранием сердца. А он ничего и не сделал… всего лишь разрушил мою хрупкую фантазию.
В тот вечер я любовалась закатом из галереи. Летние закаты похожи на сладкое-сладкое и ароматное фруктовое желе, приправленное анисом.
Даск неслышно подошел и встал рядом. Я и не заметила, как он вытянулся настолько, что теперь я вынуждена задирать голову, чтобы увидеть его лицо.
– И о чем ты думаешь, Мариетта, когда смотришь вниз? – спросил он. Под галереей был обрыв, а глубоко внизу – деревья. – Каково это – падать вниз? А потом взлететь, как птица?
– Я смотрю вверх, на небо, – поправила я. По имени он меня называл редко, чаще просто «малявка» или «мелочь».
Закат очень красиво отражался на его лице. Несмотря на рыжину, кожа у Даска всегда была белой, почти без веснушек, а волосы скорее алыми. В его карих глазах блестели и переливались закатные отблески солнца.
Он повернулся ко мне, и в этих глазах появилось что-то другое. Он молчал, осторожно дыша, и наклонялся все ближе.
Мне казалось, он хочет меня поцеловать. Никогда еще меня не целовали, но почему-то я была не против. Он уставился на мои губы и вдруг закрыл глаза. Потом откинул голову назад, отшатнулся.
– Ну, смотри, на ужин не опоздай!
И ушёл.
А через три дня на закате я застукала его в компании фрейлины.
Ненавижу закаты!
Спать категорически не хотелось, но если я не отдохну, прогулка по лесу, которая намечена на послеобеденные часы, меня добьёт. Тогда я вымотаюсь, потеряю бдительность и соглашусь выйти за первого, кого подсунет Колетт, а уж эта доберманша ни за что подобного шанса не упустит.
Нет, я попробую найти того, от которого меня не воротит! От вида которого всё внутри не переворачивается, будто там варят суп, и ноги не дрожат, как последние предатели.
Только нужно отдохнуть.
***