– Господа! Прошу вас, проходите. Министр иностранных дел Российской Федерации готова вас принять.
Сопровождающие делегацию остались на месте, а троица последовала за секретарем, который уже открывал перед ними еще одну дверь, ведущую непосредственно в кабинет. Последний раз посол переступал этот порог в марте восемнадцатого года, когда вручал ноту протеста по поводу отравления Скрипалей, поэтому ему было интересно узнать, что поменялось в обстановке кабинета за два с небольшим года. Войдя вслед за секретарем, он беглым, но, тем не менее, цепким взглядом окинул роскошные апартаменты, доставшиеся в наследство новому министру от своего трагически погибшего предшественника. Вроде бы ничего не поменялось с тех пор. Все тот же мягкий полумрак от задернутых штор, разбавленный неярко горевшими лампочками, стилизованными под средневековые шандалы, мягкий и длинный ворс напольного ковра, позолоченная мебель в стиле позднего барокко и дубовые панели, в рост человека окаймлявшие весь периметр обширного кабинета. Каждая деталь подчеркивала преемственность и незыблемость имперской власти.
– Господин Чрезвычайный и Полномочный посол Соединенных Штатов Америки с сопровождающими его лицами, прибыл для вручения официальной невербальной ноты протеста правительству Российской Федерации от имени и по поручению Государственного департамента! – торжественно и громко произнес секретарь, отрекомендовав прибывших и обозначив повестку их визита. После этой выспоренной тирады он отошел в сторону, открывая послу обзор. От широкого стола ему навстречу поднялась Хазарова, одетая в костюм ярко синего цвета. Обычно распущенные волосы она на этот раз забрала в скромный «хвостик». Сидевший с внешнего края стола лысоватый и с солидным брюшком человек средних лет тоже поднялся с приставного стула, приветствуя тем самым вошедших. При виде гостей Мария Владимировна заулыбалась своей фирменной улыбкой и, выйдя из-за стола, сделала несколько шагов навстречу, всем своим видом излучая радушие и гостеприимство, будто увидела не посла, вручающего ноту, а горячо любимого и богатого дядюшку. Однако соблюдая дипломатический этикет, не бросилась ему на шею, как испуганно предположил посол, а остановилась на некотором расстоянии от него. Лысоватый, меж тем, отошел к окну, и там скрестив руки на груди, замер в позе ожидания.
– Мистер Хантсман, я очень рада вашему визиту, – сияя металлокерамической улыбкой на разрумянившемся лице, произнесла она, – поэтому позвольте поприветствовать вас в стенах этого кабинета, где вы всегда будете желанным моим гостем, – тонко намекнула она на то, что у посла теперь будет много поводов для посещений.
Правила дипломатических приемов подобного рода предписывали ей говорить исключительно на русском языке, несмотря на то, что английским разговорным она владела блестяще. Но прибывшая с послом переводчица хорошо знала свое дело, шустро переводя негромким голосом приветствие новоиспеченной министрессы. Приосанившись еще больше и натянув на лицо суровое и надменное выражение, посол, слегка запрокинув голову, заученным голосом ответил радушной хозяйке, как бы сразу ставя ее на место:
– Госпожа министр! По поручению Государственного Департамента Соединенных Штатов Америки я вынужден вручить вам сразу три ноты протеста, в связи с недопустимыми действиями российской стороны.
– Ого! – невольно вырвалось у министра совсем не дипломатичное междометие. – Сразу три? Небывалый в практике случай. Но я вам благодарна.
– За что?! – сразу сбился с первоначальной установки посол.
– За бережное отношение к моему времени, дефицит которого я постоянно ощущаю последние дни, – уже без улыбки пояснила она.
– И все-таки, разрешите мне продолжить начатое дело, – почти перебил он ее.
– Да-да, разумеется. Я вас внимательно слушаю, – сухо позволила Хазарова продолжить послу выражать протест и ожидаемые обвинения.
– Первая нота касается грубого нарушения Российской Федерацией Парижской Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении. Факты грубого нарушения Россией норм Конвенции, имеющиеся в нашем распоряжении, не дают поводов сомневаться в этом.
Пока переводчица бойко тараторила по-русски, он повернул голову к помощнику и сделал повелительный жест рукой. Помощник тут же раскрыл папку, которую держал в руках и, достав оттуда первый листок, протянул его шефу. Тот принял ноту и не глядя передал ее Хазаровой. Мария Владимировна бегло пробежала глазами по строчкам ноты, а затем, не отрываясь от бумаги произнесла:
– Что ж вы, господин посол, так припозднились с нотой? Ваши европейские коллеги оказались гораздо проворнее и уже с утра снабдили меня целой кучей подобных бумаг, – кивнула она в сторону журнального столика, где целой кипой лежали папки, видимо с нотами протеста.
В ответ на это, Хантсман только передернул плечами. Хазарова, закончив читать ноту, полуобернулась к столу и положила листок на его край. Затем строго выпрямившись, произнесла отчужденным голосом:
– Я вас слушаю, господин посол. Продолжайте.
– Моя вторая нота неразрывно связана с первой. И она касается нарушения Российской Федерацией норм Женевского Протокола о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств от 17 июня 1925 года.
Опять кивок в сторону сопровождающего и очередной листок с текстом ноты вновь оказывается в руках у российского министра.
– Не торопится ли Госдепартамент с нотами? Ведь, насколько мне известно, ОЗХО еще не дала своего официального заключения о принадлежности отравляющих веществ, примененных против жителей Волновахи.
– Вы ошибаетесь, госпожа министр, – позволил себе осклабиться Джон Хантсман. – Ваши сведения не поспевают за событиями. Полчаса назад ОЗХО выпустила официальный пресс-релиз с заключением об идентичности примененного отравляющего средства с тем, которым располагает до сих пор Россия, в нарушение Конвенции.
– А-а-а, – протянула Хазарова в деланной задумчивости. – Стало быть, свою ноту протеста вы писали, уже находясь в автомобиле по дороге сюда, прямо на коленке?
– Я полагаю, госпожа министр, что настоящее место и время не располагают для шуток подобного рода, – наставительно произнес посол, хмуря брови.
– Да какие уж там шутки?! – отмахнулась женщина, затем скопировав выражение лица посла, добавила с металлом в голосе. – Впрочем, место и время для своих шуток, я привыкла выбирать сама и без посторонней помощи. Но продолжайте, господин посол. Кажется, у вас имеется еще одна нота?
– Да, – кивнул он головой и в третий раз протянул руку за очередным листком, чтобы вручить его Хазаровой. – Государственный департамент Соединенных Штатов выражает решительный протест против нарушения российскими полицейскими силами неприкосновенности дипломатических представителей. Нарушение состояло в виде их задержания, заключения под стражу и последующего вымогательства денежных сумм за их освобождение. Кроме того, против них было применено отравляющее вещество, угрожавшее их жизни и здоровью.
Он замолчал, ожидая реакции на свои слова. И реакция не замедлила проявиться.
– У вас всё по поводу нот в адрес правительства Российской Федерации?
– Да.
– Господин посол, примите мои уверения в том, что все сказанное вами и изложенное в текстах нот будет немедленно доложено моему руководству и тщательно изучено для дачи ответа по существу, – озвучила она положенную форму ответа. – Имеете ли вы что-нибудь еще добавить к уже сказанному?
– Да, – подбоченился Хантсман. – Руководство Соединенных Штатов глубоко озабочено участившимися противоправными акциями со стороны российских властей, направленными не только на подрыв всех прежних договоренностей, но и на нарушение основополагающих принципов международного гуманитарного права. В этой связи, я вынужден предупредить руководство Российской Федерации о неизбежном и фатальном для вашего государства коллективном ответе всего цивилизованного мира на преступные действия режима пришедшего у вас к власти. Ни одно ваше противоправное деяние не останется незамеченным. И карательные меры против военной хунты, захватившей власть в вашей стране, не заставят себя ждать. Они непременно последуют в самое ближайшей время, как только будет выработана и согласована общая позиция стран, представляющих свободный мир.
– Это угроза? – выгнула Мария Владимировна