Приходится признать, что первые недели существования ОУН омрачились весьма серьёзными последствиями своего появления на политическом олимпе украинской эмиграции и не нашли одобрения в кабинетах внешнеполитических ведомств Польши и СССР. Кроме этого, появившаяся в апреле информация о якобы предательстве П. Кожевникова, как гуцульский топор расколол ПУН на «за» и «против». Хотя, подозрения в отношении его существовали давно. Он позволял себе безбедное существование в отличие от других, регулярные поездки от имени ЛУН и ЦЕСУС в Вену, Берн, Прагу, Будапешт и т. д., что мог себе позволить, разве что, бывший полковой конокрад – Р. Яри. А объяснения перед коллегами, что деньги ему приносит книжная лавка – не убеждали последних своей оригинальностью и порождали исключительно зависть и ненависть в объёмах, которыми в Европе обладают исключительно галица́и.
Трибунал ОУН начал заседание с 28 сентября и длилися на протяжении несколько месяцев, вызывая его на допросы в Вену. Обвинение предъявлял В. Мартинцем и Богуш, защиту осуществлял О. Сеник-Грибовским. Доказательств в «суде» представлено не было, но га́лицкое природное качество сделало своё дело – П. Кожевников был исключён из ПУН и ОУН. Это произошло спустя пару лет в 1933 году. И с клеймом агента германской полиции начал проживать в Германии. Однако, отстранённый от националистической деятельности, решил компенсировать свой неудел созданием оппозиции ОУН. С этой целью в мае 1935 года привлёк своих единомышленников: Волощука, Масюкевича и Садовничего. Всего планировалось набрать 20 оппозиционеров, в частности тех, кто вышел из Украинской громады в Берлине. Однако из этой затеи ничего не получилось.
В марте 1936 г. в Берлин НКВД привезло сестру П. Кожевникова – Клавдию, которая должна была познакомить своего брата с одним чекистом, известным под фамилией Карин (Карин-Даниленко. См. историю с Ю. Ю. Тютюнником – О. Р.). Но, знакомство, по зависящим от Гестапо причинам, не состоялось. Карин поспешно выехал в ЧСР, а Клавдия отсидела 4 месяца в тюрьме и по освобождении получила политическое убежище. В октябре 1937 г. гестапо провело на квартире П. Кожевникова обыск, но ничего интересного не нашло. В апреле 1938 г. оно же приказало П. Кожевникову и его сестре покинуть Германию. Клавдия уехала в Данию, и далее в Данциг. Пётр в Женеву, а затем в Рим. С началом войны П. Кожевников получил разрешение вернуться в Берлин. Но 28 июля 1943 года его вновь арестовало Гестапо и держало в тюрьме на Александрпляц, откуда впоследствии перевезло в Шарлотенбург, а далее в концлагерь «Гросберен» недалеко от Берлина.
После войны П. Кожевников был арестован органами СМЕРШ. Провёл в тюрьмах Москвы и Киева несколько лет и был осуждён по подозрению в принадлежности к немецкой разведке. Вышел на свободу в 1955 году. Спустя 16 лет проведённых в г. Караганда, где он работал учителем, при этом не будучи гражданином СССР, но нацистской Германии, ему удалось выехать в ФРГ и прожить в доме престарелых под Гамбургом до дня своей смерти 24 февраля 1980 года. Умер он с чистой совестью, никого в жизни не предав, хотя и был завербован ВЧК, но от работы с ней по идейным соображениям отказался. В этой связи вполне можно допустить, что генерал В. Змиенко располагал подтверждённой информацией о наличие агента ГПУ среди руководства ПУН и этим шпионом был П. Кожевников. Завербован он был в 1919 году при очередном оставлении г. Киева красными частями, и оставлен в городе с целью проникновения и оседания в армии УНР, где служил его хороший знакомый – Е. Коновалец. Данный факт свидетельствует лишь о том, что начальник разведки УНР генерал В. Змиенко располагал особо ценным агентом или агентами из числа руководителей Украинского ГПУ Харькова в 1929 году. В соответствии с договорённостями о взаимодействии между спецслужбами Польши и УНР следует, что и польские разведчики располагали подобного рода информацией и вероятнее всего использовали этого «крота» или «кротов» в проведении своих разведывательных операций на территории Советской Украины с позиций резидентур «Польской организации войсковой» (ПОВ, а может и одной из многих посольских или консульских резидентур «Двуйки» на Украине).
Но, если не П. Кожевников передал сведения о конгрессе советской стороне, что вылилось в дипломатический демарш, то кто же работал на Москву?! Ситуация с этим неизвестным Икс стала проясняться к 1936 году, когда под подозрение в работе на НКВД попал Л. Костарив, который после исключения из ПУН и ОУН в том же году бесследно исчез с поля зрения оуновцев. И только в июне 1945 года, якобы в Праге, в одном из офицеров штаба маршала Р. Малиновского оуновцы опознали «предателя».
Обрушившиеся на Е. Коновальца и ОУН напасти серьёзным образом повлияли на мнение членов УВО-ОУН о их дальнейшей деятельности в связи с отсутствием финансирования намеченных мероприятий. Разделяя беспокойство этим обстоятельством Е. Коновалец, по согласованию с членами Провода, решил ехать в САСШ для встреч с представителями украинской диаспоры и сбора средств на функционирование ОУН. Было вынесено общее мнение, что отчёт о деятельности и планах на будущее УВО не предоставит в силу возможного нежелания американских украинцев косвенно участвовать в актах террора и убийств. «Керманыч» планировал собрать в САСШ 30 000 долларов, а в Канаде – 20 000 долларов и все надежды на успех своего вояжа связывал с союзными организациями: «Стрилецкая Громада» в САСШ – председатель доктор Галаган (с середины 20-х годов являлся агентов чешской контрразведки – О. Р.) и «Союз самостийников» в Канаде – председатель Свистун. Одновременно с этим Е. Коновалец возлагал большие надежды на переговоры с одним из влиятельнейших чикагских банкиров и общественным деятелем украинского происхождения Смуком, который в 1928 году встречался с В. Чеботарёвым по вопросу финансирования его партии. Поспешность, с которой выехал полковник, объяснялась ещё и тем, что он стремился успеть на начало конфвенции Украинского Народного Союза, которая начиналась 13 мая 1929 года.[340]
Из поездки в Америку Е. Коновалец вернулся в начале августа 1929 г. Он объехал все основные колонии украинской диаспоры