Михаил Гаёхо
Кубик 6
Сознание не воспринимает небытия.
1
Однажды Эф третий нашел в старых вещах некий предмет — камень в форме кубика. Наш человек сказал бы, не задумываясь, что это игральная кость, но для третьего это была непривычная игральная кость. Тем не менее, он поступил правильно — бросил кубик на лаковую поверхность стола и посмотрел. Выпало шесть очков, то есть верхней оказалась грань кубика с шестью точками — два ряда по три или три по два.
Третий еще раз бросил кубик с тем же результатом, потом еще и еще раз (всего около пятнадцати), потом спрятал кубик в пояс своего халата и не вынимал, пока в город не пришли люди длинной воли.
2
В город пришли люди длинной воли. Они шли по улице и по обычаю награждали встречных — кого пинками, кого ударами розог.
Остановились, как всегда, в павильоне из красного кирпича с синими деревянными колоннами и зеленой крышей, который назывался «Храм уединенного размышления».
Их было четверо: Аш первый, Бе седьмой, Лю второй и Лю четырнадцатый, — все суверенные индивиды, держатели долгой, несокрушимой воли. Они сидели в креслах, одетые в плащи и мантии, и спорили о том, чья воля длиннее.
— Хорошо бы посреди этой площади вырыть пруд, — сказал первый седьмому, глядя в окно.
— А через пруд хорошо будет перекинуть мост, — сказал седьмой второму.
— А под прудом прокопать подземный ход, — сказал второй четырнадцатому.
— А на мосту поставить ларьки, чтобы торговать пирогами, конфетами и мелочами, полезными в хозяйстве, — сказал четырнадцатый первому.
— А у подземного хода сделать стеклянный потолок, чтоб видно было оттуда, как в пруду плавают золотые рыбки, — сказал первый второму.
— Тогда это будет не подземный ход, а подводный! — воскликнул второй, поднимая вверх палец. И тут увидел Эф третьего, который вошел и стоял в дверях.
— Чего просит этот человек, пинка или розги? — спросил второй и показал на вошедшего своим поднятым пальцем.
Третий подошел к лаковому столу, достал из пояса камень под названием кость и бросил. Люди длинной воли поднялись из кресел и встали вокруг стола, чтобы лучше видеть. Выпало шесть. Третий повторил бросок. Опять выпало шесть. Третий бросал камень двенадцать раз, и каждый раз выпадало шесть.
Тогда собравшиеся вокруг стола люди длинной воли достали свои камни (такие же в точности кубики) и бросили на стол. Выпало четыре шестерки, с камнем третьего — пять.
— А мы-то думали, что бог умер, — сказал Лю четырнадцатый и засмеялся.
3
Люди длинной воли смеялись, стоя вокруг стола, и делали свой смех священным. Наш человек мог бы подумать, что это гомерический смех или сардонический, но может ли быть что-нибудь гомерическое или сардоническое в мире, где нет ни Гомера, ни Сардинии?
Когда они умолкли, Аш первый показал пальцем на Эф третьего и сказал:
— Как гонец, принесший добрую весть, он заслуживает награды.
— Хорошего пинка или хорошей розги, — сказал Бе седьмой.
— А может быть, этот гонец больше, чем просто гонец? — спросил Лю второй.
— Может быть, этот третий может стать нашим пятым? — сказал Лю четырнадцатый.
— Покажи нам твой камень, — обратился первый к Эф третьему.
Третий протянул ему кубик. Люди длинной воли внимательно рассмотрели его, передавая из рук в руки.
— Совсем как наш, — сказали второй и первый.
— В точности как наш, — повторил седьмой.
— Но способен ли этот человек быть, как мы, господином свободной воли? — спросил первый.
— Быть суверенным, как мы, индивидом, равным лишь самому себе? — продолжил второй.
— И преодолевшим, как мы, нравственность нравов? — сказал свое слово седьмой.
Они задумались и молчали какое-то время.
— Скажи сам, насколько длинна твоя воля? — наконец обратился четырнадцатый к третьему.
— Отсюда и до носка моего сапога, — сказал третий и, развернув от себя лицом человека, который подходил к столу c подносом, выдал ему пинка. Человек выронил поднос, упал и растянулся на полу в луже вина и осколках посуды.
Четырнадцатый захлопал в ладоши.
— Принесите нам пятое кресло! — воскликнул он и засмеялся. Другие господа свободной воли, стоявшие вокруг стола, засмеялись тоже. И Эф третий смеялся вместе со всеми как равный (равный лишь самому себе, разумеется).
4
Проведя в городе несколько дней, люди длинной воли отправились в путь и пришли в следующий город. Они поднялись из своих черных кресел, которые несли по четыре сильных носильщика каждое, и пошли по улице, как всегда раздавая в одну сторону пинки, в другую — розги.
Они кричали: «Жив бог!» и «Радуйтесь!», и люди в толпе радовались и плясали.
Но был человек, который не принял ни пинка, ни розги, а спросил: «Почему мы радуемся тому, что бог жив? Разве он когда-нибудь был при смерти?»
И когда господа свободной воли остановились на отдых в Храме уединенного размышления (павильоне из белого кирпича с красными деревянными колоннами и желтой крышей), Бе седьмой спросил:
— А действительно, должны ли мы говорить людям, что бог жив, если не сказали им раньше, что он умер?
— Пусть они не знали, что умер, зато забыли, что жив, поэтому мы правильно делаем, что напоминаем об этом, — сказал Лю второй.
— А если бы мы им сказали раньше то, чего не сказали, они бы забыли , что бог умер, раньше, чем узнали, что он жив, — сказал Аш первый.
— И мы снова поступили бы правильно, говоря им то, что мы говорили, хотя это стало бы уже новостью, а не напоминанием, — сказал второй.
— Но память их коротка, не говоря уже о воле, и когда мы уйдем, они забудут то, что узнали, — сказал седьмой.
— Значит, когда мы придем сюда в очередной раз, наше дело будет напомнить им об этом, — сказал второй.
— И напоминать каждый раз снова и снова, как, собственно, мы и делали до сих пор, — сказал первый.
— Но слова, как известно, ветшают, а короткая память