Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын. Страница 40

версию, составленную Покровским, во второй части своего «завершающего заключения», обозначенного как «Сравнительный анализ», приводит фрагменты воспоминаний разных лиц из окружения Юровского. Одним из таковых является чекист Г.И. Сухоруков[17]. Он ни в чём Юровскому не противоречит, но его рассказ интересен одной, на первый взгляд совершенно неприметной деталью, на которую прокурор-криминалист внимания не обратил. Таковая «невнимательность» для «детектива» Соловьёва очень характерна. Он спокойно проходит мимо всякого факта или свидетельства, которые не согласуются с заранее определённой и им утверждаемой версией собственного «уголовного дела», особенно если эта тема не является постоянной в оппозиционных кругах. Сознательно или нет – это уже на его совести. По официальной версии, трупы сбросили в шахту и забросали сверху гранатами. Но шахта не «завалилась», как предполагали, и на следующий день трупы из неё были извлечены. К этой работе и был привлечён Сухоруков. Он пишет, что в шахту первым спустился некий Сунегин (Сунегин, а не Ермаков, как у Покровского) «и начал извлекать сначала дрова, целыми плахами, потом работа показалась нудной и длинной (видимо, много было дров. – А.Г.), решили взяться прямо за трупы… и первая попавшая нога оказалась Николая последнего, который и благополучно был извлечён (из-под дров. – А.Г.) на свет божий». Кроме Сухорукова, «дрова в шахте» ни у кого из окружения Юровского не фигурируют. О них есть единственное упоминание в интервью, которое дал немецкому журналу Мейер. «О том, – говорится в этом интервью, – что произошло впоследствии в лесу “Четыре брата”, знаю я только из доклада, который Юровский сделал перед революционным трибуналом. Он описал точно, как сперва спустили в шахту дрова, потом трупы, потом опять дрова. На это налили бензин, приблизительно 220 литров. Затем всё это зажгли. В течение ночи оставались Юровский и Войков на месте и на другой день повторили ещё раз ту же процедуру. Затем налили серную кислоту в шахту» (если поверить Мейеру, что Юровский действительно об этом доложил революционному трибуналу, то тогда значит, что всё «им изложенное для Покровского» было выдумано самим историком. Прокурор-криминалист на первых порах заявлял о том, что необходимо сведения, которые приводит Мейер, тщательно изучить, заявил, конечно, так, для «красного словца», ибо в этом отношении сделано ничего не было, да и вообще этот Мейер в анналах прокурорского расследования больше никогда не возникал. – А.Г).

Соловьёв приводит небольшой отрывок из воспоминаний Ермакова, причём в двух его вариантах, один как бы литературно несколько обработанный, а другой – это его собственноручная полуграмотная запись. В обоих отрывках речь идёт только о самой расправе в доме Ипатьева. Соловьёв на этом цитирование ограничивает, быть может, оттого, что Ермаков далее описывает события на Ганиной Яме, которые никак в канву официальной покровско-юровско-соловьёвской версии не вписываются. А у Ермакова сказано: «Когда всё вытащили, тогда я велел класть на двуколку, отвезли от шахты в сторону (следы от большого кострища Соколов обнаружил в тридцати шагах от шахты. – А.Г.), разложили на три группы дрова, облили керосином, а самих серной кислотой (известно, что с Ганиной Ямы увозили пустые бочки из-под керосина и что кувшины с кислотой из ящиков там извлекали. – А.Г.), трупы горели до пепла, а пепел был зарыт». Соловьёв, без всякого сомнения, верит палачу Юровскому, а всё, что идёт от палача Ермакова, объявляет «вызывающим серьёзные сомнения» без всякого, конечно, «серьёзного» объяснения, а только лишь оттого, что показания последнего категорически не вписываются в схему, Покровским составленную и которая является стержнем всего уголовного дела самого Соловьёва.

Интересно, что ермаковскую версию повторил небезызвестный Марк Касвинов в объёмном труде «Двадцать три ступени вниз», опубликованном впервые в 1972 году и потом несколько раз переиздававшемся: последний раз в 1988 году. Касаясь финального аккорда в судьбе Царской Семьи, Касвинов писал: «Дойдя до урочища, грузовик углубился в лес (это противоречит «Записке», но совпадает с тем, что говорили свидетели на допросах у Н.А. Соколова. – А.Г.). Среди заброшенных шахт трупы сложили попеременно с сухими брёвнами (как у Мейера. – А.Г.), в штабель, облили керосином и подожгли. Когда костёр догорел, останки зарыли в болоте». В комментарии у Касвинова указано, что «автор располагал неопубликованными рукописями Юровского». Он их перечисляет: «Воспоминания 1934 года», саму «Записку», даже рукопись сына Юровского, так что Касвинов «версию Юровского» отлично знал. Знал, что трупы с Ганиной Ямы были вывезены и зарыты у железнодорожного переезда, но почему-то картину нарисовал иную – «ермаковскую».

Сочинить такое «аутодафе» просто для того, чтобы пощекотать читателю нервы, конечно, советский «историограф» никак не мог. Он писал не детектив. «Труд М. Касвинова, – как сказано в предисловии к нему, – глубоко полемичен, и остриё полемики направлено против зарубежных фальсификаторов истории, чьи произведения широким потоком хлынули на книжный рынок 60-х годов, причём на их основе появились низкопробные фильмы и телепостановки о семье Романовых (имеется в виду американский фильм «Николай и Александра», снятый по одноимённой книге Мэсси. – А.Г.). По явно не случайному стечению обстоятельств поток этих антисоветских произведений усилился в канун 50-летия Великой Октябрьской революции, а новая “волна” пришлась на 60-летие Октября».

Касвинов выполнял политический заказ и «сжечь» трупы мог только после специального согласования с идеологическим отделом ЦК КПСС. Тогда там как раз в должности первого зама Отдела агитации и пропаганды восседал будущий супердемократ А.Н. Яковлев. А почему Касвинов озвучивал версию Ермакова, это вопрос к прокурору-криминалисту, ибо в рамках уголовного дела, которое он вёл, таковые противоречия имеют достаточно принципиальное значение, как, впрочем, и многие другие, которые Соловьёв странным образом в сферу своих расследований включать не пожелал. Не обращает он на оные внимание тогда, когда вопрос оказывается неудобным для объяснения, когда требуется предоставить убедительные аргументы, которых на самом деле нет. В других случаях он очень вольно расправляется с показаниями свидетелей или материалами, доставшимися ему от Соколовского дела.

«Огромная работа проведена Соколовым Н.А. по обследованию маршрута следования лиц, вывозивших трупы, и участка возможного их уничтожения, – признаёт Соловьёв в многократно упоминаемом своём сочинении, которым завершается весь этап проведённого им «уголовного расследования». – При осмотре местности и шахты в районе урочища Ганина Яма обнаружены следы костров, где найдены многочисленные следы сжигания одежды, обуви, драгоценностей (в том числе повреждённых). Остатки одежды свидетельствуют о том, что было сожжено шесть комплектов женской одежды (по числу корсетных костей). В кострах найдены пули с выплавленными сердечниками, гильзы (каким образом в кострище могли оказаться пули, если жгли только одежду; они что, застряли в складках той самой одежды или в дамском белье? – А.Г.). Особое внимание было обращено Соколовым на наличие фрагментов костей крупных млекопитающих, просаленность почвы. Эти