«Всё изменилось. Все сошли с ума…»
Всё изменилось. Все сошли с ума непроизвольно и одновреме́нно. И только вам, старинные тома, до переплёта наши перемены. Теперь вообразите, как я рад тому, что те же до последней фразы вы. Перечитай меня, «Хаджи-Мурат», перечитайте, «Братья Карамазовы». 2005«Живи, земля, покуда я живой…»
Живи, земля, покуда я живой. И, как бы ты простор ни распластала, пойми: довольно дырки ножевой вот здесь, меж рёбер, чтоб тебя не стало. Живи, земля, покуда я живой. 2006«Солдаты редко пишут мемуары…»
Солдаты редко пишут мемуары. Зато их часто пишут полководцы. Поэтому значенья Божьей кары нам никогда постичь не удаётся. 2006«У тебя, драгоценный, мания…»
У тебя, драгоценный, мания: чуть придумаешь три строки — и бежишь искать понимания разумению вопреки. Ты же всё-таки не в Японии, где чаи с лепестками пьют. Вот и радуйся, что не поняли, потому что поймут — убьют. 2006«Этакие страхи!»
«Ежели не стыдно, покажись мне…»
Ежели не стыдно, покажись мне из невероятных лабиринтов, кто меня удерживает в жизни, дёргая за ниточки инстинктов. Жить и жить во что бы то ни стало, жить, хотя развязка очевидна… Слышь, друган! Из тучки, из астрала — покажись мне, ежели не стыдно. 2006«Когда, прощаясь с бытиём…»
Когда, прощаясь с бытиём, мой друг хрипит, теряет разум, поверю ли расхожим фразам о милосердии Твоём? Пойду поговорю с попом — пусть убедит красою слога, что да, помучишь, но немного, зато помилуешь потом. 2007Апокалиптическая
Погляжу я на жизнь с горькою усмешкой: неудачи, долги, творческий облом, и луна что ни ночь выпадает решкой — ну хотя бы разок выпала орлом! Нет, не та, ах, не та сторона медали обернулась ко мне, всё отобрала. Видно те, кто умней, решку загадали, ну а я, дурачок, выдумал орла. Помню: лето, дворы, майка наизнанку, потому что нырять бегал на Урал. Говорили мальцу: не играй в орлянку. Не послушал малец — вот и проиграл. Это тем, кто умней, благостная сытость, это тем, кто умней, знания даны, что луна никогда не сумеет выпасть чем-нибудь, окромя этой стороны. Все коны отданы, но один за мною. Оберут догола, даже до мослов, а потом поглядят: что это с луною? И привет, Иоанн, здравствуй, Богослов! 2007«Вся жизнь моя, как черновик, поперечёркана…»
Вся жизнь моя, как черновик, поперечёркана. Не я черкал, свидетель Бог, не я черкал. Хороним молодость мою, Серёжу Пчёлкина, — и полотном закрыты проруби зеркал. А мы-то думали: бессмертны — и ни разу ведь не усомнились вплоть до этого числа. Да нам глаза бы завязать и не развязывать, а мы зачем-то закрываем зеркала. Ну вот и брошены три при́горшни — и этим вся враз перечёркнута земная лабуда. Теперь не встретимся уже, а если встретимся, то там, где лучше не встречаться никогда. Какие, к дьяволу, дела, какие принципы, когда и в скверике не выпьем из горла́? Такая жизнь, что запереться, затвориться бы и занавесить простынями зеркала. 1995–2007Кризисная задорная
Доводилось ли бывать вам на пилораме? Суматоха — будто в храме при царе Хираме[2]. Впрочем, завтра не вставать — мы уходим бастовать, перекинувшись херами со штрейкбрейхерами. У забора залегла лужа дождевая. Зубоскалит душевая, не переживая, что не взвизгнет, весела, циркулярная пила, древесину, как живая, пережёвывая. Шлите Первое Лицо в нашу глушь лесную — пусть воссядет одесную, мать его честную! Я Лицу скажу в лицо триединое словцо — всю программу обосную антикризисную. Задолбал, скажу, ети, громкими речами! Завтра выйдем с тягачами да тряхнём плечами, перекроем все пути — вот тогда и покрути ситуацию ночами с Абрамовичами! 2009