Пока я шарил по электростанции в поисках аварийных чёпиков, Коля набрал охапку разномастной ветоши.
– Шура, помоги донести.
– Пошли.
По дороге в гальюн Коля всё сокрушался.
– Там всё забито, Шура. Ты не представляешь. Сливную трубу, что идёт через машинное отделение за борт, так загадили – не прокачаешь. Мы с Юлдой больше часа бьёмся.
В гальюне моему взору предстала картина горного пейзажа: все семь дучек завалены, что называется, «с горкой».
– Видишь, с чем имеем дело, – сокрушался, обводя взглядом своё хозяйство, Коля. – Чтоб на такую высоту нагадить – это ещё уметь надо.
– Ну народ у нас талантливый. Подпрыгивали, наверное.
– Разве, что с разбега.
Дизайнер кормового гальюна команды был, наверное, человек общительный, с юморком. Дучки расставил буквой Г, как на показ, одну от другой их разделяли только низкие, по колено, перегородки с ручками, чтобы не свалиться во время качки. Сидишь, качаешься, за ручку держишься, и дела делаешь, и с товарищами общаешься – красота!
Мне сразу вспомнилось, как месяца два назад Большому Заму пришла в голову гениальная идея – положить в красном уголке томики трудов Ленина для чтения. Идея была и впрямь хороша, а особенно экипажу пришлось по душе то обстоятельство, что красный уголок находился прямо по дороге в гальюн. Собрания сочинений вождя рабочих и крестьян и всего мирового пролетариата печатались тогда на очень мягкой бумаге. За месяц, пока Большой Зам не сообразил в чём дело, толщина томиков уменьшилась вдвое-втрое, но зато резко возросла политическая сознательность матросских масс. Войдешь, бывало, в гальюн, а там народ сидит, на дучках покачивается: Ленина читает…
Колина идея с чёпиками была до гениального проста (сработала деревенская смекалка): забить все дучки, кроме одной, наглухо чёпиками, а в незабитую вставить пожарный шланг и прокачать. Стараясь не забрызгать свою свежестиранную голландку выплескивающимся после каждого удара фекалиями, Коля деловито увесистой деревянной киянкой наглухо законопатил шесть дучек чёпиками. В последнюю, седьмую, он вставил здоровенный пожарный шланг, обмотанный для герметичности ветошью. Всё было готово. Остальную работу сделает напор воды. Разум восторжествует над стихией.
Успех операции зависел от плотности забивки чёпиков в дучках. Коля это понимал и решил это звено операции контролировать сам. Доверить это дело Юлде он никак не мог. Коля взял в руки деревянную киянку и встал на вахту возле дучек, чтобы по необходимости подбивать выпирающие под напором воды деревянные чёпики обратно.
– Юлда! – торжественно обратился Коля к своему гальюнному джигиту.
– Что, Коля?
– Тебе самое ответственное задание. Справишься?
– Что делать, Коля, скажи.
– Вон, видишь, в коридоре пожарный вентиль?
– ???
– Красное колесо – видишь?
– Вижю.
– Когда дам команду, начинай это колесо проворачивать. Только по чуть-чуть. Четверть оборота. Усёк?
– Усок, Коля. Все сделаю.
Коля поднял киянку на изготовку, занял стратегическую позицию около центральной дучки и стал ждать, когда Юлда подойдёт к пожарному вентилю в конце коридора.
– Юлда, готов? – крикнул Коля в коридор.
– Готов, однако.
– Давай! Понемногу. Четверть оборота.…
– Харашо, Коля. Четверо абарота…
– Стой!!!.. Бля-я-я-я-я-я…!!!
Шары
Оторвали Ваньке встаньку.
(Горе)
От несоблюдения техники безопасности, человек может не только умереть, но и родиться.
(Фольклор)
На флоте подготовка к дембелю начинается уже с момента призыва. Сначала, «по карасёвке», всё, что ты реально можешь для этого сделать, так это считать, сколько дней осталось до приказа о дембеле. Арифметика поначалу неутешительная, даже удручающая, потом становится немного легче.
Когда отслужишь года полтора и появляется свободное время, начинается второй, главный, этап подготовки. Он, этот этап, длится до самого конца службы. Подготовка состоит в доведении до совершенства всех основных дембельских атрибутов; собственно, их всего два – форма и фотоальбом. Но чтобы их подготовить, как полагается, нередко уходят все оставшиеся полтора года. Гражданскому человеку трудно понять и оценить, сколько труда и фантазии вкладывается в это дело.
Бляхи для ремня мы с моим другом Колей Кондрашовым две недели выпиливали из медной гильзы от снаряда; и ещё месяц доводили до совершенства, полируя и закрепляя накладные якоря. Бляхи стали предметом белой, ну, а иногда и чёрной, зависти на корабле. Таких блях до сих пор только две в мире. Вообще мы с Колей всё делали в двух экземплярах. Только когда он заказал себе в городском ателье дембельские брюки-клеш шириной 60 сантиметров, я сказал «пасс». До сих пор помню лицо портнихи принимавшей заказ: она Колю несколько раз переспросила: – «Вы уверены что 60 – это ширина? Может всё-таки длина? Они же при ходьбе винтами вокруг ног гулять будут!» Но Коля был неумолим. Он мечтал вернуться домой на рязанщину в настоящих широченных матросских «клёшах».
В дембельской форме важен каждый элемент: ленточка, краб (кокарда), бескозырка, ремень, бляха, погоны… Даже лычки на погонах. Ленточка, например, должна обязательно быть тиснёной и только с золотыми буквами. До службы я и не подозревал, что существует такое множество видов ленточек, отличающихся по тиснению букв и оттенкам краски. «Золотая» – тиснёная, с золотыми буквами – самый редкий вид. «Бронзовая» – не тисненная с бронзовыми буквами – самая «левая». Гражданский человек, даже если очень захочет, различия не увидит. Но для настоящих моряков различие неоспоримо. Уходить на дембель с чём-либо другим считается до того «чмошно», что даже самые задрипанные моряки уходили на дембель только с «золотыми» ленточками. И вообще, увидеть «золотые» ленточки можно только на дембелях. Никто даже не дерзнул бы использовать такую драгоценность в повседневной жизни. Это всё равно, что в мазутные цистерны в костюме лазать. Ленточки бережно хранились в потайных шхерах, дожидаясь заветного дня дембеля.
Дембельский фотоальбом – это вообще произведение искусства. Чего только стоят рисованные тушью парусники на разделительных кальках!
Готовясь к дембелю, мы готовимся к гражданке, а кто нас там ждёт кроме друзей и родных? Ну, конечно, девушки! Во всяком случае, так нам это представлялось с корабля. С доведением до совершенства дембельской формы и фотоальбома, естественно совмещается процесс совершенствования самого себя. Здесь понятие «совершенство» каждый воспринимает в силу своего кругозора и фантазии. Один таджик, например, мечтал вставить себе все золотые зубы. Но в основном, конечно, котировались накачка мускулов, татуировки и… шары.
– Слышь, Крот, – полторашник Строев потрепал за плечо Олега Кротова. Он как раз дремал в машинном отделении: развалился на промасленной ветоши, набросанной поверх полукруглого кожуха, прикрывавшего вал, вращавший корабельные винты.
– Чё?
– Ну ты даёшь – харю мочить… И как это ты с этого кожуха не свалишься?!
– Давай короче, чего надо?
– Про последнее достижение эротический науки слышал? Шары. Бабы от них тащатся!
– Не понял. Какие шары? – привстал на локте Олег.
– Во. В член вставляешь! – Строев выплюнул изо рта на ладонь две блестящих пилюле-образных капсулы из полированного красного пластика: – Бабы тащатся!
– Так и тащатся?
– Конкретно. Визжат.
– А чего ты их во рту держишь?
– Полирую. Из зубной щетки сделал, три дня шкурил, теперь вот уже второй день во рту полирую.
– Не хрена себе! … А почему их два?
– С двух сторон поставлю.
– А что не с трёх?!
– Вот ты смеешься, а Ребров вообще себе кукурузный початок сделал. И ничего. Пока, правда, ещё не испытывал… Ждёт увольнения… Я думаю для начала двух хватит, – сказал Строев, подумав. – …Потом ещё добавлю…
– Блин! Я тоже хочу, чтобы визжали.
– Ну так в чём дело? У тебя же зубная щетка есть – вперёд! – Строев снова засунул в рот пластиковые капсулы. Он помолчал, погонял их языком за щекой и спросил, немного шепелявя: