То есть прямым текстом это, конечно, не говорилось, но стратегия была такая. Примерно так грешник ведет себя по отношению к Богу и Его святым: «Вот я сейчас упрусь и не буду покоряться Богу; если я из-за этого погибну, то вы уже не сможете радоваться своему спасению — ведь бедный я его буду лишен. А потому сделайте по-моему, покоритесь моим условиям, снимите свои требования».
Но «сделать по-его» на самом деле невозможно, пытаться сделать — ему же хуже выйдет. Например, тот наркоман хотел только сбить дозу и отлежаться, а не бросить прежнюю жизнь. С Богом такой шантаж не проходит. Тот, кто отвергает спасение, лишает вечной радости себя — и больше никого. Вся нераскаянная гордость и злоба ада не могут запретить радости рая. Подробнее об этом очень хорошо написано в книге К. С. Льюиса «Расторжение брака».
Сергей Худиев
Хорошим людям трудно бывает это понять, потому что хороший человек и в самом деле не может спокойно смотреть на страдания. Тут придется мне свидетельствовать, как человеку, еще недавно очень плохому, свидетельствовать о чувстве, которое я не могу передать иначе, как словами: «Пусть вам всем будет плохо!». Это подлинно адское чувство, и самое адское в нем то, что им можно упиваться без конца. Мы смотрим на адские мучения как бы из рая, воображая себя на месте праведников и ужасаясь: нет, я бы не мог быть таким равнодушным, там же страдают! Переменим позицию, посмотрим «из ада», попробуем представить себе эту мрачную радость от того, что твои братья хоть и много лучше тебя, а ты так легко заставляешь их страдать, причиняя себе мучения. Человек может дойти до готовности выпустить себе кишки — лишь бы увидеть, как вырвет его ближнего (притом что он бы с куда большим удовольствием выпустил кишки ему, да руки коротки), и для многих людей страдать — это эффективный способ мучить других.
Я была ребенком, а теперь я мать, и я диву даюсь тому, как легко людям приходит в голову именно этот способ манипуляции: страдать и ныть, чтобы подчинить другого, любящего. Да, это оружие безоружного — у ребенка нет другого способа заставить родителя что-либо сделать. Но это оружие тем более подлое, что эффективнее всего действует на еще более безоружных, на тех, кто любит, а значит, готов жертвовать.
Люди ада мучили бы людей рая и более простыми способами, но Бог обломал им все рога, положил пределы злу. Неужели мы хотим, чтобы для зла осталась лазейка? А ведь это страшное зло: истязать любящего его же любовью — это подлинно сатанинское действие, я даже не знаю, что может быть хуже, потому что я сама так поступала, и свидетельствую — этого я стыжусь, как ничего другого.
Ольга Брилева
Может быть, евангелисты, какими бы святыми людьми они ни были, просто вложили в уста Иисуса слова о суде и аде, которых Он не говорил?О Божьем Суде свидетельствует Иисус, это Его прямая речь, которую приводят все четыре евангелиста. Одно из двух: или они все четыре сговорились лгать о том, что говорил Иисус, или Он действительно это говорил.
Если они столь гнусно солгали о Боге, то какие же они святые? Об ошибке здесь речи быть не может — все четверо вкладывают в уста Иисуса слова о суде. Ну, а если они все же были святыми, то как можно их подозревать в таком обмане или такой преступной халатности?
Если те, кто следовали за Иисусом три года, ели вместе, видели чудеса и пережили ужасный день Распятия; если они не разобрались в Его послании, то кто тогда разобрался? И что же это за послание такое, что его понимают с точностью до наоборот?
Ольга Брилева
Нет, не верно. Во всяком случае, если понимать буквально обороты в Мф. 13:42–50; Мф. 25:44–46 с «мукой вечной» в огне, Иуд. 1:7 с «казнью огня вечного», 1 Фес. 1:8–9: «наказание вечной погибелью», «отмщение в пламенеющем огне», то почему бы не понимать буквально и оборот «на лоне Авраамовом» — мол, праведники в раю будут лежать на животе у Авраама. Образ огня действительно часто используется в Писании, чтобы показать, как мало в аду хорошего. Компания там подбирается такая, что и физических мучений, наверное, тоже будет хватать — если человек при жизни был садистом и не пожелал от этого отказаться, то, надо думать, он таким пребудет и в вечности. Но довольно странно сетовать на Господа за то, что Он отделил наконец садистов от порядочных людей, оставив в обществе садистов только тех, кто пожелал с этим обществом разделить вечность.
Ольга Брилева
Почему христиане считают грехом некоторые из поступков, от которых заведомо нет никакого вреда и которые тем самым нельзя считать агрессией, посягательством на другого (а это — единственное, за что считают справедливым и возможным карать даже такие далеко не добрые существа, как люди)?По каким признакам мы беремся определять, что есть вред, а что не вред? Часто у нас не хватает компетенции определить, что для нас лично является вредом в чисто физическом плане. Мы еще чаще ошибаемся, пытаясь определить духовный вред, который причиняет себе и другим грешник. Действительно, люди совершенно правы, ограничивая таким образом свою юрисдикцию, — мы вправе судить и карать лишь за тот вред, который для нас очевиден и доказуем. Всеведущему очевидно значительно больше, и в доказательствах Он как-то не нуждается.
Прокрустово ложе понятия «причинение ущерба окружающим» не годится для понятия «вина». Ни списывающий школьник, ни заплывший за буйки купальщик никакого вреда окружающим не причиняют; тем не менее, если школьник получит низкую оценку, а лихой пловец потонет, то у кого-нибудь обязательно вырвется: «Сам виноват».
Ольга Брилева
Почему христиане считают грехами те поступки, к которым человек испытывает по своей природе (сотворенной, заметим, Богом) сильнейшую, почти непреодолимую склонность, так что избегать этих поступков ему оказывается мучительно трудно (ну хотя бы припомним прелюбодеяние вожделеющим взглядом, приравненное к простому прелюбодеянию и тем самым оказывающееся смертным грехом, или единичное неподавание милостыни)?Если мы откроем Книгу Бытия, мы увидим, в частности, что проблема прелюбодеяния вожделеющим взглядом перед Адамом и Евой не стояла: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт. 2:25). Так что нельзя сказать, что Бог при сотворении наделил человека неподконтрольным влечением к противоположному полу, равно как и жестокосердием, отказывающим ближнему в помощи. Господь Сам сказал: «…плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю», и ничего дурного в этом не находил, а находил, что это «хорошо весьма». Хотеть есть — не плохо, самый суровый пуританин не назовет это грехом; грехом является стремление выдернуть кусок изо рта ближнего, и как раз по этой линии проходит грань между естественной потребностью и потребностью греховной. Мы можем согласиться с тем, что естественные потребности дал людям Господь, но никак не с тем, что Он позволил удовлетворять их любой ценой. Таким образом, невозможно упрекнуть Бога в том, что мы исказили свою природу. Нельзя сказать, что Бог виноват уж тем, что хочется нам кушать, — мы очень часто хотим не просто кушать, а чего-нибудь этакого, причем за чужой счет, и это — не Божий дар, а наш грех.
Склонность преодолима — иначе получится, что наша разумная часть слабее нашей неразумной. Выдавать ее за непреодолимую означает лгать самим себе. Никто еще не умер оттого, что сдержал похотливые мысли, — о какой же непреодолимости может идти речь?
Ольга Брилева
Почему же Бог включил в ассортимент возможных путей, предоставленных им человеку, пути, ведущие в вечную погибель?На самом-то деле все очень просто. Бог создал нас для жизни вечной. Тот, кто желает радоваться и радовать других, будет это делать вечно. Кто желает мучить других, будет вечно мучиться. Так как окажется в компании единомышленников. Это гибельный и мучительный путь? Да. Ну так сойди с него, пока ты еще жив, пока твой выбор не отбросил тени в Вечность.
Ольга Брилева
Согласно христианскому учению, ад — это место мучения, страдания. Вместе с тем те, кто туда попадет, явно мучиться не желали. Вопрос: насколько соотносится с любовью Божией то, что те, кто туда попал, будут мучиться? Оправдать такую ситуацию тем, что они, дескать, «сами выбрали мучение», нельзя — они выбирали не мучение, а нечто другое.Те, кто был осужден и казнен в ходе Нюрнбергского процесса, тоже не желали оказаться на виселице или в тюрьме. Вопрос: насколько соотносится с любовью к ближнему такой приговор? Ответ: напрямую — будучи заключены и повешены, эти люди никак не смогут вредить ближним и послужат уроком для тех, кто наперед пожелает. Да, верховные правители Рейха не желали окончить свои дни за решеткой — они желали мирно умереть в своей постели, окруженные опечаленными родными и близкими. И если бы власти стран-победителей позволили им так умереть, можно было бы смело сказать, что справедливости в мире нет, а раз так, то нет и любви, ибо справедливость — один из главных аспектов любви: не делай другому того, чего бы ты не хотел претерпеть сам.