Я чувствую укол жгучего любопытства. Значит, Коновалов не женат? Пока мы вдвоем, и когда Женька не совсем трезвая – самое время расспросить. В этом же нет ничего такого.
Я поверчиваюсь так, чтобы не видеть объект своих расспросов.
– А что у него за семья?
– А ты не знаешь?
– Раз спрашиваю, значит, не знаю.
– Он сын Лапидевского.
Допрашиваю память. Бесполезно. Не знаю никакого Лапидевского.
– А кто такой этот Лапидевский?
– Ну так это… Федеральный центр эндокринологии… Там в прошлом году новый корпус открыли, мы им дарили… А, тебя ж тогда еще не было у нас!
– Да при чем тут этот центр?!
Но Женька уже протягивает мне свой смартфон, на экране которого красуется большое новое бело-синее здание. А, ну да, знаю, проезжала мимо, видела.
– Все равно не понимаю.
– Это Федеральный центр эндокринологии имени Лапидевского.
Я, наконец, складываю два плюс два.
– В честь отца Вадима целый Федеральный центр назвали?!
– Про Лапидевского даже статья в Википедии есть.
Я продолжаю дальше в голове складывать очередные «два плюс два».
– Он незаконнорожденный? В смысле, внебрачный сын?
– Кто?
– Вадим.
– Самый настоящий сын. В смысле, законный.
– А почему фамилии разные? Почему отец Лапидевский, а сын – Коновалов?
– Спроси у Вадима. Коновалов очень любит этот вопрос.
По тону Женьки понятно, что «любит» – явно в кавычках.
– А чья у него фамилия тогда? – потому что для хирурга фамилия «Коновалов» – ну, такая. Специфичная. Мое знакомство с ним это подтверждает.
– По матери фамилия. У него мать – Коновалова.
В общем, понятно, что ничего не понятно. А человек с непонятной фамилией и с шампурами в обеих руках кричит, чтобы готовили тарелки.
***
Все авансы, выданные шашлыку в исполнении Коновалова, были выданы не зря и по делу. Я тоже могу сказать, как Женька: «Лучшего шашлыка я не ела».
После вкусного шашлыка веселье начинает наращивать обороты. Где-то появляется гитара и слышится пение. Кто-то достает волейбольный мяч и уже слышатся радостные крики: «На меня, на меня пас!». Женьку соблазняют бадминтонной ракеткой. В общем, все развлекаются, кто как может. Мне с моим ростом волейбол не светит, песни под гитару тоже сейчас не катят, да и вообще после вкусного шашлыка хочется уединиться и, как питону, заняться перевариванием.
Примечаю пустую беседку и иду к ней. У уже пустого мангала Коновалов, надевший футболку, развлекает сразу трех дам. Или они его развлекают – потому что, проходя мимо, я слышу охи, вздохи и комплименты маэстро. На меня не обращают внимания.
Я вообще пока чужая в этом коллективе, где у людей свои общие воспоминания, какие-то понятные им шутки. В общем, все это ожидаемо и меня не задевает. Торопиться вливаться и навязываться не собираюсь. Роль наблюдателя на данном этапе меня устраивает. И поэтому я, устроившись в дальней беседке, сижу и занимаюсь тем, что ищу информацию о Лапидевском. Ее много. Но вся она касается профессиональной деятельности. Замечательный врач, уникальный диагност, судя по некоторым материалам – вообще гений. Далеко не сразу до меня доходит, что речь идет об уже умершем человеке. Как пишут – скоропостижно скончался. Потом я сопоставляю дату смерти и примерный возраст Коновалова. Выходит, что отца Вадим лишился еще в детстве. Вряд ли это объясняет его характер. Впрочем, что я знаю о его характере? О его торсе я знаю и то больше. А что я знаю о том, что такое – лишиться отца в условные десять лет? Тоже ничего. Мои родители оба живы-здоровы, полны энергии, которую тратят на дачу и очень экспрессивного черного с рыжими подпалинами ирландского сеттера по кличке Барри. Поэтому… Поэтому Бог тебе судья, Вадим Коновалов, не я. А шашлык ты готовишь и в самом деле обалденный.
Веселье между тем идет своим чередом. Я все-таки подключаюсь к бадминтонной партии, потом примыкаю к группе, в которой Буров травит байки, но хватает меня ненадолго. Дело клонится к вечеру, народ расползается по интересам. Вытаскивают колонки – по плану намечена дискотека. Из кустов кое-где слышатся томные вздохи. В общем, медики гуляют. А я понимаю, что пора и честь знать. Решение поехать на своей машине было правильным.
Женька категорически отказывается уезжать с этого праздника жизни. «Самое веселье начинается, ты что!», – возмущается она. Ну и ладно, доберется на одном из арендованных автобусов, которые ждут на парковке.
А я устала и хочу домой.
По дороге к парковке останавливаюсь. За дальним столиком, кажется, за тем, за которым сидели мы с Женькой, вижу фигуру. Это мужчина. Руки сложены на столе, голова на руках. На голову накинут капюшон толстовки, на нем голубые джинсы. Замираю, вглядываясь. Эти плечи и спину я теперь всегда узнаю.
Я делаю несколько шагов, останавливаюсь рядом. Это точно Коновалов. Но что с ним? Спит? Или?..
За спиной раздаются шаги, оборачиваюсь. Наиль.
– Ему плохо? – сам собой вылетает вопрос.
– Плохо ему будет завтра. А сейчас, подозреваю, хорошо.
До меня не сразу доходит.
– Он… пьяный?
– Вдрызг. Вадик это умеет – редко, но метко.
– И что с ним делать?
– Ничего, – пожимает плечами Наиль. – Будем уезжать – постараемся не забыть. Возможно. Пусть спит.
Наиль уходит. А я – нет. Вспоминаются слова Женьки про «Кто будет греть ВадимЭдуардычу постель». Что-то желающих не видно. Видимо, пьяный Коновалов никому не интересен. Мне тоже не должен быть. Но я думаю о том, что этот человек стоял у горячего мангала, готовил офигенный шашлык, на него пялилось несколько десятков женщин. И теперь спит, положив голову на руки, за дальним столиком, никому не нужный. А потом его, «возможно», не забудут.
А он меня на руках в операционную нес.
Я понятия не имею, как обращаться с пьяными – мой папа совсем не пьет. Ну и так, по жизни, тоже раньше не доводилось. Может быть, если бы я имела такой опыт, я бы не рискнула.
Касаюсь рукой плеча в темно-зеленой толстовке.
– Вадим…
– М-м-м-м?
– Домой поедешь?
– Поеду.
Он поднимает голову с рук, упирается ладонями в столешницу и медленно встает. У него заспанный вид, на щеке след от часов. Но похож он больше на внезапно разбуженного человека, чем на пьяного. Несколько раз моргает.
– Ласточка?..
– Я еду домой. Могу