Он достал флягу, открыл ее зубами и заставил Берроу выпить. Остатками же воды промыл офицеру рану на бедре. Тот застонал, а затем прошептал пересохшим горлом:
– Что случилось?
– Ты ничего не помнишь? – спросил ботаник.
Берроу отрицательно помотал головой, что, вероятно, усилило боль, потому что лицо его исказилось.
– У тебя было помешательство, – объяснил Венёр. – Приступ безумия по причине… голода, этого острова… Должно быть, Жюстиньен угомонил тебя.
Произнося эти слова, ботаник достал из сумки полоску ткани. Он быстро перевязал офицеру рану и повернулся к Жюстиньену:
– Развяжи его и помоги мне довести до лагеря.
Де Салер так и сделал.
Когда они вели Берроу обратно в хижину, Жюстиньен надеялся, что офицер не солгал, что он действительно позабыл обо всем случившемся. Возможно, англичанин на самом деле был не в себе, когда напал на него. На несколько минут Жюстиньену почти удалось в это поверить. Затем он поймал взгляд офицера, который смотрел в сторону деревьев. Всплеск чистого ужаса. Берроу вел свою игру и полностью осознавал все, что произошло. И что, несомненно, вызывало большую тревогу, он изо всех сил старался это скрыть.
8
Они уложили Берроу в самом сухом углу хижины, в нескольких шагах от Эфраима. Офицеру не потребовалось много времени, чтобы снова заснуть. Жюстиньен, однако, оставался начеку. Мари ушла на охоту, Венёр присматривал за пастором, Габриэль и Пенни исчезли где-то в лесу. Жюстиньен сел возле тлеющего костра. Напряжение борьбы наконец отступило, и усталость снова взяла верх, но не успокоила его. День длился бесконечно. От скуки ему захотелось выпить. Отсутствие алкоголя вернуло воспоминания. Жюстиньен отталкивал их, как мог. Чтобы занять себя, изготовил импровизированные силки и расставил их недалеко от лагеря. Сбрил начавшую отрастать бороду ножом Мари, успев поцарапать кожу. Кровотечение он остановил очень быстро, с суеверным страхом.
Путешественница вернулась с наступлением сумерек. Она бросила к ногам молодого дворянина мертвых птиц, название которых он забыл.
– Вот, помоги мне их выщипать.
Мари сидела недалеко от него возле костра. У птиц было густое оперение коричневого цвета с белыми вкраплениями и красными хохолками вокруг глаз. Жюстиньен старался сосредоточиться на своей задаче, а не на смешанных чувствах, которые вызывала у него соседка. Он до сих пор не знал, почему она последовала за ним в Порт-Ройал, было ли это как-то связано с его отцом или с их общим пребыванием здесь.
Они работали молча, пока Мари не указала на рану на щеке молодого дворянина:
– Это сделал офицер?
Жюстиньен вздрогнул:
– Э? Нет, это просто… моя неловкость.
Он опустил глаза и сильнее дернул перья тетерева. Теперь он вспомнил, что эта птица называется тетеревом. Пух полетел в огонь. И вдруг случайная искра подожгла его.
– Нам следует связать его на ночь. Берроу, – уточнил он. – Он слишком многое… скрывает от нас. Во всяком случае, он не забыл, что произошло сегодня утром, я готов в этом поклясться.
– Мы будем дежурить по очереди, – предложила Мари.
Жюстиньен усмехнулся:
– У нас неплохо это получалось там, на берегу…
Он помассировал руки и добавил:
– Думаешь, это Берроу убил этих двоих, траппера и Жонаса?
– А ты как считаешь? – Мари вернула ему вопрос.
– Я не знаю. С одной стороны, это было бы практично, – цинично признал он. – Но это было бы… слишком просто. Он напал на меня средь бела дня, у меня была возможность защититься. Я плохо себе представляю, как он добивает таких больших парней, как Франсуа или марсовой, посреди ночи и без шума.
– Тогда нам нужно решить еще одну задачу, – просто заключила Мари.
Они возобновили свою работу. Когда они трудились вместе, в тишине, Жюстиньен испытывал своеобразное чувство сопричастности, хрупкое братство, которое складывалось между ним и путешественницей. Однако он по-прежнему ничего не знал о ней, даже о настоящей причине, которая побудила ее принять миссию Жандрона. Верность не объясняла всего. В конце концов, подумал он, теперь они все преследуют одну и ту же цель. Выжить и воссоединиться с цивилизацией. По крайней мере, он на это надеялся.
Над вершинами кричал ястреб. В свете пламени Жюстиньен рассмотрел точеный профиль путешественницы, чуть заметный излом на ее носу, похожий на боевой рочерк. Он спросил ее прямо:
– Почему ты следила за мной в Порт-Ройале?
– Зачем мне тебе отвечать?
Жюстиньен рискнул:
– Потому что мы должны быть заодно, чтобы выжить? Потому что твой покровитель вряд ли нас здесь услышит?
– Надеюсь, ты был лучшим оратором, когда рассчитывал своими прекрасными речами заработать себе на пропитание.
– Я больше рассчитывал на свою смазливую мордашку, – беззастенчиво признался Жюстиньен. – И на мой талант игрока.
– Который не был доказан, – возразила она, очевидно, хорошо осведомленная. – А что касается твоей смазливой внешности… то меня больше интересует кое-кто другой, если ты помнишь.
Жюстиньен на мгновение растерялся. Путешественница молча оценила его реакцию:
– Нет, конечно, – заключила она. – Ты не помнишь…
– Что я должен помнить? – спросил молодой дворянин.
Путешественница закинула в огонь пригоршню перьев:
– Ты действительно веришь в свой идеал единения и взаимопомощи? Когда снова кто-то умрет, даже самые тупые из нас уже не смогут назначить виновными тех, кого они называют дикарями…
– А что, если смертей больше не будет? – возразил Жюстиньен, скорее из любви к красноречию. – Разве что естественные смерти…
Настала очередь Мари смеяться:
– Ты уже староват для игры в наивность. Боюсь, если ты выйдешь из этого приключения живым, тебе придется найти себе другую роль.
Жюстиньен продолжал философствовать:
– Мне будут оплачивать выпивку в обмен на рассказы о моих злоключениях. Если потребуется, я готов просить милостыню, как калека, перед церквями.
Мари подняла бровь:
– А если ты вернешься целым?
Жюстиньен отмел это возражение:
– Мне не обязательно терять конечности…
– Мне бы очень хотелось на это взглянуть. Твой выход в качестве калеки.
– Да ради бога, если ты и дальше будешь следовать за мной, как тень…
Жюстиньен потер руки. Упоминание о Порт-Ройале, даже в шутку, наполнило его ностальгией, несколько неуместной, если принять во внимание тот образ жизни, который он там вел.
– Тебе платил мой отец? – прямо спросил он, но спохватился прежде, чем она успела ответить. – Нет, это смешно, забудь…
– Почему ты не попытался написать отцу или кому-нибудь во Франции о своих финансовых проблемах? – сдержанным тоном спросила его Мари. – Прости меня, но иногда… иногда ты вовсе не был похож на человека, желающего выжить.
В ее голосе звучало… почти сочувствие, и Жюстиньен не хотел, чтобы от нее исходили такие эмоции. Особенно ему не хотелось, чтобы она его